хорошо бегает, никогда не будет хорошо драться, а из хорошего стрелка не выйдет любитель рукопашной битвы. Все это сотник понял в один миг, разом сбросив с плеч тягостное чувство неизвестности. Он еще ощущал дыхание смерти от затаившихся в ночи врагов, но уже без прежней сосредоточенной напряженности, сковывавшей движения. И если б не тьма, то можно было бы видеть, как глаза его светятся мальчишеским задором и удалью, и отчаянная мысль поиграть в прятки со смертью будоражит его воображение не леденящим ужасом, а пьянящим восторгом от возможности одолеть хитростью и воинским искусством опытных и сильных врагов. Разве может настоящий воин устоять перед таким соблазном? Нет! И Орша Бранкович, глянув в лицо смерти с бесшабашным весельем, решил сыграть свою смертельную игру с лучшими убийцами империи.
Он представил своих врагов и почти увидел их под покровом ночи, как они, бледнея от страха, лихорадочно заряжали свои самострелы, надеясь поразить врага отравленной стрелой еще до того, как можно будет скрестить мечи. Орша чувствовал их невольный ужас от осознания того, что рядом вдруг может появиться человек с огромным стремительным мечом, оставляющим на теле страшные смертельные раны, от которого не спасут ни отравленные стрелы, ни ромфей. Страх не успеть и промахнуться заставлял дрожать руки и ошибаться, и сотник, усмехнувшись в усы, решил слегка поиграть с этим животным инстинктом, заставив работать его против тех, кого он должен защищать.
Орша быстро подобрал с земли камушек и легонько кинул его туда, где, по его предположению, стоял один из синодиков. Пока камушек летел, он успел одним быстрым натренированным до бесшумной молниеносности движением выхватить лук и положить на тетиву стрелу. Едва он услышал шершавый звук удара о сухую землю, как почти в ту же секунду следом раздался дребезжащий звук сорвавшейся с руки тетивы. Видно, брошенный удачно камушек упал так близко от врага, что от неожиданности синодик выпустил самострел и схватился за свой ромфей, приняв звук падения за шаги своего врага. Простая уловка, о которой знает каждый опытный воин, но напряжение ожидания и неизвестность ночи заставляют ошибаться даже очень искусных бойцов и предательски вздрагивать от каждого резкого звука. Сотник не стал ждать, когда враг поймет свой промах, и пустил стрелу прямо на угасающий звук все еще гудящей тетивы самострела. Но тетива его лука также протяжно тенькнула, и глупо было надеяться, что этот звук никто не услышит. Орша припал к земле, накрывшись щитом, времени отскочить в сторону уже не было, и тотчас по его прикрытию забарабанили короткие отравленные стрелы. К своему удивлению, он насчитал их не меньше, а больше, чем прежде, и это его несколько встревожило и озадачило. Врагов оказалось больше, чем он рассчитывал. Может быть, в следующий миг стрелы полетят со всех сторон, и тогда щит уже не спасет его. Раздался короткий крик, известивший о том, что стрелял он не напрасно, и Орша мысленно вычел из числа врагов уже двоих, но он по-прежнему не знал, сколько еще осталось. Прикрываясь щитом, он быстро перескочил в сторону, по направлению к крику, справедливо полагая, что там, где его стрела поразила врага, он сможет проскочить между синодиками и не дать себя окружить.
Все было тихо, до звона в ушах, и сотник сделал еще несколько осторожных крадущихся шагов, низко пригибаясь к земле и закрываясь щитом. Вдруг позади него, шагах в десяти, что-то ударилось о землю с громким хрустом бьющейся посуды. Еще падали и крошились от удара черепки обожженной глины, как на месте падения вспыхнуло пламя. Орша от неожиданности резко прыгнул в сторону и тут же молниеносно припал к земле, накрывшись щитом. Над ним в тот же миг злобно свистнули две стрелы и с яростным шипением ткнулись в сухую землю. Он обернулся на горящий огонь, и тут снова раздался звук бьющейся посуды, и вспыхнул еще один сгусток пламени. Сотник вспомнил, что один из воинов рассказывал, будто синодики иногда носят с собой небольшие горшочки с греческим огнем, при помощи которых могут поджечь дом или, если надо, найти в темноте врага. «Хитрый народец», – подумал он с досадой. Бой шел совсем не так, как он хотел.
Разбился еще один сосуд с огненной смесью, и сотник понял, что вокруг него чертят огненное кольцо, отрезая пути отхода. Время для того, чтобы что-то придумать в ответ, стремительно исчезало, и Орша, надеясь больше на авось или удачу, чем на какой-либо расчет, осторожно, но быстро пополз, опираясь на одну руку и продолжая тщательно закрываться щитом. Вдруг его рука попала в небольшое углубление в земле. Это была промытая потоком воды небольшая ложбинка. Орша быстро скатился в нее. Его русский щит, закрывавший в бою почти все его громадное тело от плеч до самых носков, теперь лег сверху, образовав надежную крышу. Можно было перевести дух, но Орша понимал, что долго ему отсидеться не дадут под щитом, и если, не дай Бог, горшочек с греческим огнем попадет на его укрытие, то оно просто сгорит, и сам он сгорит вместе с ним. Надо было действовать и действовать очень быстро так, чтобы синодики не успевали в ответ придумать и применить свою очередную хитрость.
Почувствовав, куда идет уклон ложбинки, в которую он попал, Орша быстро пополз по ее дну. Расчет его почти оправдался: ложбинка росла и углублялась, превращаясь в маленький овражек, по дну которого сотник мог уже двигаться на корточках. Пока он двигался таким образом, вокруг продолжали биться один за другим огненные горшочки, очерчивая огненный капкан для русского воина. И как раз в тот момент, когда сотник добрался до того места, где можно было сидеть на корточках, оставаясь скрытым за стенками овражка, горшочки перестали биться. Либо у синодиков кончились огненные заряды, либо создание огненного кольца было уже завершено. Орша осторожно выглянул наружу. Действительно, по земле тянулась цепочка горящих огней, очерчивая огненное полукольцо шагов тридцать шириной. Оно имело разрыв, оставленный словно случайно, но сотник понимал, что у таких воинов, как синодики, ничего не могло быть случайным. Этот разрыв и был основной частью огненного капкана, поскольку любой враг, увидев себя внутри огненного круга, должен был запаниковать и кинуться в оставшийся темный промежуток. Там его, очевидно, и ждали хитрые и коварные синодики, держа наготове самострелы, заряженные отравленными стрелами.
Именно там, в темном разрыве, врагов и было более всего. Так подумал Орша. Овражек же, по которому он теперь двигался, вывел его к середине одной из сторон огненного кольца. До ближайшего горящего на земле огня оставалось всего шагов семь-восемь, и можно было бы выбраться из огненного круга, оставшись незамеченным. Одно казалось Орше странным, почему синодики не замечают этого овражка? То, что свет от горящего у самой земли пламени стелется вдоль поверхности, скрывая неровности почвы, его не удивляло, но почему никто из его врагов не нащупал этот овражек? Наверняка синодики тихонько двигались по внешней стороне огненного круга, внимательно осматривая все внутри него. Как они не заметили этой земляной расселины, впустую создав огненный круг? А может, они сделали вид, что не замечают овражка, а сами стоят по его краям, поджидая наивную жертву.
Такие мысли вихрем пронеслись в голове Орши. На миг он затаился, прикрывшись сверху щитом, лихорадочно соображая, что же делать дальше, но чутье ему подсказывало, что только движение, стремительное и непредсказуемое, поможет ему победить синодиков.
Можно было попробовать выстрелить из лука наугад в темноту, надеясь хотя бы ранить врага, тем более, что он приблизительно догадывался, где могут стоять синодики, но он был уверен, что до сих пор враги не знают, где его искать, несмотря на горящие огни, а звук тетивы тут же выдаст его, и тогда огненные снаряды начнут кидать в овражек или прямо на его щит. И это будет конец. Нужно было оставаться как можно дольше незамеченным и при этом попытаться подобраться к синодикам на расстояние удара меча, когда они вынуждены будут бросить свои самострелы с отравленными стрелами и взяться за ромфеи.
Осторожно Орша стал продвигаться по дну овражка, взяв в одну руку засапожник, а другой держа щит над головой. Через несколько шагов он понял, почему синодики не нашли этот овражек и даже не догадываются про его существование. Он наткнулся на огромный валун, который, упав на дно овражка, остановил его развитие. Под валуном в землю уходила глубокая расселина, в которую весной или после дождя уходила вода. Где-то дальше, может быть, она вновь выходила наружу, но здесь, за валуном, была почти ровная поверхность земли с редкими кочками сухой травы.
До горящего на земле огня оставалось всего пять шагов. Стоит подняться над землей, высунувшись из овражка, и тебя тут же наградят отравленной стрелой. Хитрость с бросанием камня тоже не пройдет, потому что его полет тут же увидят, и наверняка не одни глаза.
Орша почесал переносицу; пот крупными каплями катился по его лицу. Он мысленно помолился Сварогу и Перуну, попросив их помощи, и проклял то озорство, с которым он ввязался в эту заварушку. Но делать было нечего – обратного пути уже не было. Надо было как-то выпутываться, но как? Сотник этого не знал.
