Пройдя вглубь ещё на метра на три с половиной, он увидел, что помещёние даже просторнее, чем показалось сначала: где-то два футбольных поля в длину, прикинул он, от улицы и до реки. Бетонный пол. Ходить по нему безопасно, если не считать стекла. Сюда, должно быть, заезжали трейлеры. Внутренняя погрузочная платформа справа. За ней — темнота. Слева нечто, напоминающее ещё одно здание, поменьше, внутри большого: полдюжины окон, в два раза меньше дверей, все стекла, конечно, выбиты, все двери сорваны с петель. Что там за тёмная двустворчатая дверь? Лестница. Она ведет наверх, к раненому. И к другим, которые ждут его.
Это безумие, сказал себе Ноэль и двинулся наверх. Ступеньки были заметно чище — никакого стекла или мусора, — как будто по ним часто ходили. На первой площадке он остановился. Из-за угла на него может наброситься кто угодно. Он ждал, готовый отскочить в сторону или назад. Ни звука. Может ли этот маленький коридор вести к раненому?
Коридор к раненому не вел. Он обходил почти всё здание, огибая его на три четверти, и заканчивался горой досок и отчаянно воняющим призрачно-белым писсуаром; стены были исписаны мелом, но в этой темноте надписей было не разобрать. Зато отсюда Ноэль мог видеть весь склад как на ладони. Он никого не заметил.
Он вернулся к лестнице и осторожно, шаг за шагом, двинулся вверх, цепляясь за перила, пока не поравнялся с площадкой следующего этажа. Огромная комната. Пустая. Слева от него, примерно в пятидесяти футах, голая стена. Справа и значительно ближе — целый ряд дверей: некоторые открыты, некоторые закрыты. Должно быть, тут находились складские офисы.
Он осторожно подкрался к ближайшей двери. В окно, примерно на уровне груди, он видел эстакаду. Этаж тот. Так, теперь вопрос: где раненый?
В комнате стало светлее: на горизонте он видел нежно-голубую полоску. Разве нельзя подождать здесь несколько минут до рассвета?
«Нет. Давай. Заходи».
За дверным проемом открылась малюсенькая комнатка. Сваленные кучей газеты в углу он в первый момент принял за сжавшегося в комок человека. На одной из стен было написано по трафарету: «Раздевалка».
Почему тут так тихо? Где раненый? И те, другие, где они? Подкарауливают его за любой из этих дверей. Смертельно опасные тени. Крики и стоны раненого. Ноэль должен его найти, не дать ему умереть. Безумие это или нет, он должен ему помочь.
Крадучись, он двинулся дальше, заглядывая сначала в одну дверь, потом в другую. У каждой он замирал, выжидая, беззвучно проникал в комнату, снова замирал, готовый отскочить в сторону в любой момент, напряженно ожидая какого-нибудь движения, атаки. Он заглядывал в каждый темный угол, убеждался, что никто не прячется в тени, снова проверял внешнюю комнату, выскальзывал наружу, переходил к следующей двери.
В пятой комнате он увидел фонарь. Тусклый блеск его полированного корпуса заставил Ноэля вздрогнуть. Вот она, нужная комната.
Он остановился и долго смотрел на покорёженный бок фонаря, потом проскользнул в комнату и замер. Никого. Только табличка «Курительная комната» на противоположной окнам стене. В углу громоздились ненужные двери. Фонарь валялся на куче строительного мусора.
«Я здесь. А где же ты, черт бы тебя побрал!»
В любую секунду ожидая нападения, Ноэль подобрал фонарик, хватая его, словно раскаленную головешку, хотя даже через тонкие перчатки чувствовалось, какой он холодный. Тяжелый, крепкий — настоящий. А как насчет остального — человека, наносящего удары, криков жертвы, её мольбы? Было ли это на самом деле? Никаких доказательств. Кроме фонаря.
Интересно, будет ли он работать, подумал Ноэль и нажал кнопку. Луч света его ослепил, и он поспешно опустить фонарь.
Круг света упал на сваленные в углу двери. Верхняя, бледно-зеленая, была вся забрызганной чем-то темным, как будто её начали красить и бросили на полдороги. Темный слой влажно блестел, словно краска ещё не высохла.
Он осторожно дотронулся до двери. Она была влажная, липкая. Господи, это, наверное, кровь! Он вытер пальцы о штанину и медленно повернул фонарь, испытывая смутный ужас перед тем, что может увидеть. Под грудой досок он заметил какую-то ткань, а подойдя ближе, смог разглядеть высовывающуюся из-под дверей ногу в брючине. Она тоже блестела, от колена и до носка, который раньше был белым, а теперь тоже казался выкрашенным во что-то темное. Влажно-коричневая кожаная туфля почти сваливалась со ступни.
Ноэль сделал шаг назад, продолжая освещать эту ногу и не в силах пошевелиться.
Потом он склонился над дверью и попытался сдвинуть её. Пока он её ворочал, нога медленно убралась внутрь. Что это за звук? Как будто собачонка скулит. Ноэль услышал сухой свист. Раненый ещё жив! Он успел вовремя.
— Не бойтесь, — тихо сказал Ноэль. — Это я. Парень с эстакады. Они ушли. Я бросил в них фонарь, чтобы напугать их. Я вас вытащу.
Свист не прекратился, наоборот, стал ещё громче. Ноэль закрепил фонарь между какими-то болтающимися досками на правой стене, наклонил его, чтобы лучше видеть. Потом уже обеими руками поднял сначала одну дверь, за ней вторую, аккуратно положил их на пол в сторонке.
Убрав последнюю, он увидел раненого.
Тот лежал, как брошенный в углу мусор. Ноги вытянуты, руки раскинуты. Голова упала вперед, так что Ноэль видел только тонкие прямые светлые волосы на темени. Вокруг разливалась темная лужа. Рукава и штанины покрывали темные расплывшиеся пятна. Он был весь исколот, вдоль и поперек.
Раненый слегка поднял голову, и Ноэль услышал резкий вдох, дрожащий свист и едва слышное невнятное бормотание:
— Не хотел… не хотел…
С этими словами голова раненого упала назад, ударяясь о стену. Только ли из-за слишком тусклого света Ноэль не может разобрать ни единой черты его лица? Нет, фонарь светит прямо на раненого. И Ноэль увидел, что там, где полагалось быть носу, глазам, рту, осталось только влажное темное месиво, бурлящее, в пузырях. Он понял, почему не может разглядеть лица: его изрезали в клочья.
— Боже мой! — почти про себя прошептал Ноэль, чувствуя, как сокращается желудок, как сжимается горло. — Господи помилуй…
Слова помогли, и он зажмурился, нащупывая помятый бок фонаря, нашел кнопку и выключил свет.
Лучше в темноте. Лучше не видеть того, что видеть не полагается. Ему уже становилось легче.
Он наклонился к человеку и заговорил тихо и быстро.
— Послушайте. Вы очень тяжело ранены. Надо привести врача. Вы истекаете кровью. Мне нужно сходить за помощью.
Ноэль почувствовал, что пока он говорил, у него промокло колено. Он резко отдёрнул ногу и сел на корточки.
— Они ушли. Они не вернутся. Просто не шевелитесь. Я на велосипеде. Я съезжу за помощью. Я быстро, обещаю. Не двигаетесь, просто не двигаетесь.
— Сссззз, — разобрал Ноэль в хриплом дыхании, потом почувствовал, как лодыжки коснулась рука. Он вздрогнул от этого прикосновения.
Потом снова раздалось шипение:
— Сссззз.
— Я не понимаю.
Пальцы раненого некрепко сжались на его лодыжке. Он потянулся и взял руку раненого в свою. Рука тоже кровоточила.
— Посмотрите… — смог выговорить раненый; голос звучал тихо и резко, как у больного астмой. — Через… улицу…
— Я приведу помощь. Не волнуйтесь.
— Через… улицу… — медленно, с усилием повторил раненый. — Через… улицу.
