Бакланов безразлично махнул рукой и вышел из комнаты. Оставшись один, Жутаев взял карточки, сел возле стола и долго смотрел на них. Потом закрыл глаза. Его можно было принять за спящего. Но он не спал, а был в полузабытьи. Борис ясно и отчетливо видел то, что безвозвратно потеряно, что в жизни он больше не встретит. Дорогие сердцу картины проплывали одна за другой, ом видел любимых людей, слышал их голоса, чувствовал их дыхание…
Где-то за дверью послышался звонкий смех и говор. Жутаев поставил карточки на тумбочку, выключил свет и лег спать.
Минувшая бессонная ночь и суматошный день очень утомили его, и, едва он опустил голову на подушку, тут же заснул крепким сном.
КОСА НА КАМЕНЬ
Мазай привычным движением включил свет, увидел вместо четырех коек пять и на одной из них незнакомого парнишку, чуть присвистнул и, как всегда, громко процедил:
— Ага-а! В кубрике, значит, уплотнение. Ну что ж, ладно. Поживем— увидим, как оно будет и что.
Слегка раскачиваясь и медленно, как в танце, передвигая ноги, он подошел к своей койке, снял со степы гитару и взял аккорд.
— А Бакланова нет, — сказал он, садясь на койку. — Наверно, правду ребята сказали, что видели его у кино… Я тебе покажу кино, дождешься! Ишь ты, ударник недоразвитый…
Он рванул струны и запел во весь голос:
Мазай пел нарочито громко, чтобы разбудить спящего, но тот не просыпался. Тогда Мазай так же не спеша подошел к койке новичка и крикнул:
— Эй, ты! Житель! Встань-ка! Слышишь? Проснись, если люди добрые просят.
Но спящий и на этот раз остался без движения. Мазай кулаком толкнул его в плечо:
— Просыпайся. Ну?
Тот с трудом приподнял голову и, ничего не понимая, сонно спросил:
— В чем дело?
Мазай отошел в сторону, будто ему никакого дела нет до новичка, и снова заиграл и запел:
— Чего тебе надо?
Мазай резким движением обернулся и прервал аккорд.
— Если будят, значит, нужно. Живу в этой каюте я. Зовут меня Васька Мазай. Понятно? Слыхал, наверно?
Сон мгновенно оставил Жутаева. Борису захотелось тут же подняться с постели и повнимательнее, как редкую диковину, рассмотреть стоявшего перед ним с гитарой и неприязненно глядевшего парнишку, о котором он слышал сегодня столько разговоров. Но он вовремя сдержал себя и ничем не выдал интереса к Мазаю. Внешне он остался спокойным и даже безразличным.
— Мазай? Слышал, — сдержанно ответил он.
Мазай ожидал большего впечатления, но и эти два слова прозвучали для Васьки приятной музыкой. На лице его появились самодовольство и надменность, и он даже не пытался их скрыть.
— То-то. А кто тебе обо мне рассказывал? Наверно, наплели семь верст до небес и все лесом.
Жутаев не спешил с ответом.
— Да нет… Так чтоб специально — никто не говорил. А вообще упоминали твою фамилию, когда направляли в общежитие. Секретарь комитета комсомола сказал, что в комнате живет староста восьмой группы, и назвал тебя.
Мазай недовольно поморщился:
— Давно перекочевал сюда?
— Недавно. Наверное, часа два прошло, не больше.
— Ясно…
Мазай что-то промычал и под аккомпанемент гитары затянул:
Мазаю очень нравилось обрывать песню на полуслове, а игру — на самом звучном аккорде. Резким движением положив ладонь на струны, он спросил:
— Слушай, а тут больше никого не было? Вот на этой койке. Невысокий такой, волосы светлые. Розовенький да сытенький.
— Егор?
— Он самый. Значит, был?
— Был… Он ушел.
— Давно?
— Нет, не особенно.
— А не говорил, куда?
— Сказал, что в кино.
Мазай взглянул на дверь и, словно видя там Бакланова, погрозил кулаком:
— Ах ты, симулянт первой статьи! В кино захотел? Ничего, поймают. Сережка с Колькой такие тральщики — со дна моря выловят. Я тебе покажу, как мой авторитет срывать! Навсегда про кино забудешь.
Мазай снова заиграл и запел:
Ты формовщик? — строгим тоном спросил он Бориса.
— Формовщик.
— В какую группу направили?
— В восьмую.
— Наша группа. Учти — группа передовая. Понял? А подгруппа какая?
— Подгруппа первая.
— Ага! Я в ней и состою и командую.
Мазай отвернулся и пропел:
