впечатление, что я услышал, как у абонента камень с души свалился.
Инженер Беранек принял меня так, как обычно принимают представителей вышестоящих органов. С излишней любезностью он усадил меня в кожаное кресло, и не успел я устроиться в нем, как секретарша принесла кофе и коньяк. Но коньяк только для меня, сам он извинился, сославшись на состояние здоровья. Беранек с похвалой отозвался о сотрудничестве воинской части с их заводом и затем предоставил мне возможность рассказать об инженере Моутеликовой, которая не может в нашем городе найти работу в соответствии со своим образованием. Когда я закончил, Беранек с минуту помолчал, а затем предложил мне один из вариантов решения этого вопроса.
Через четыре месяца, после ухода на пенсию одного из сотрудников, освободится должность работника планового отдела, для замещения которой необходимо образование инженера-экономиста. На эту должность хотели назначить работника без соответствующего образования, но если взять Моутеликову, то это, пожалуй, будет наиболее правильным. В случае если Моутеликова пожелает приступить к работе сейчас, ей могут подобрать временную работу.
— Было бы хорошо, если бы вы сообщили Моутеликовой, чтобы она зашла в отдел кадров. А я дам соответствующие указания заведующему отделом.
— Мне бы не хотелось этого делать. Лучше было бы, если бы она не знала о том, что я за нее хлопотал, — сознался я.
— Понимаю, — согласился Беранек. — Заведующий отделом кадров придумает что-нибудь.
— Я очень благодарен вам, товарищ заместитель директора! — сказал я восхищенно и собрался уходить. Ответственным работникам все-таки не следует попусту тратить время.
— И я хотел бы кое о чем попросить вас. Мне хотелось бы извиниться перед вашей женой. Она хорошо знает за что.
— Я могу ей это передать, — сразу же согласился я.
— Видимо, мне следовало бы это сделать самому, — засомневался он.
— Я думаю, что будет достаточно, если это сделаю я.
Беранек был этим вполне удовлетворен и проводил меня до лифта.
И я был удовлетворен, главным образом, тем, как быстро и гладко мне удалось найти работу для Моутеликовой.
— Я всегда считала, что от политработника мало проку, — два дня спустя заявила Моутеликова, как бы случайно встретившись со мной на лестнице. — Конечно, бывают исключения, и вы относитесь к их числу.
Я смерил ее взглядом, который следовало бы отнести к разряду вопросительных.
— Сегодня я устроилась на то место, о котором вы хлопотали. Не думайте, никакие это не золотые горы. Зарплата так себе, и с премиями тоже не разбежишься. Тысчонка за квартал. Но добрая воля у вас была.
— Мне обещали… — слегка заикнулся я.
— Обещали и забыли, товарищ поручик. Но в другом правда. Мне сказали, что я пользуюсь вашим особым расположением. Политработник — и хлопочет о жене своего подчиненного. Наверное, они подумали, что… Разумеется, я решительно опровергла эти предположения. Но чего нет сегодня, может произойти завтра, не правда ли?
— Баба, — сказал я ей, и мне самому стало стыдно за это слово. — Вы вообще способны понять, в чем проблемы у вашего мужа и где ему нужно чуть-чуть помочь?
— У моего мужа постоянно проблемы, — осадила меня Моутеликова.
Я очень люблю вечера по пятницам. Лида не усаживается за школьные тетради, для ребят сделано исключение — они могут не ложиться спать после вечерней сказки. Я тоже никогда не достаю из своей папки материалы к политзанятиям или другую работу. Ведь впереди у нас еще целая суббота и воскресенье, когда можно многое наверстать, хотя, как правило, это не всегда удается, так как в эти дни надо еще зайти на пару часов в свою часть.
После ужина, которому Лида по пятницам придает особое значение, мы с детьми играем в гостиной или читаем сказки, чтобы потом, как только нам удастся уложить их в постели, мы могли бы расслабиться у телевизора и с праздничным настроением следить за происходящим на экране. Ну а если то, что происходит на экране, не покажется нам достаточно одухотворенным, мы с не менее праздничным чувством углубляемся в чтение книг, потому что одной главы, прочитываемой нами перед сном, все-таки мало.
В эту пятницу, когда произошло волнующее событие, о котором потом говорил весь город, мы с большим интересом смотрели один из фильмов зарубежного детективного сериала и поражались находчивости и проницательности популярного следователя. Время уже приближалось к полуночи, действие фильма близилось к заключительному преследованию по крышам — я должен признаться, что этот способ преследований нам с Лидой нравится больше всего, — когда раздался душераздирающий крик. Он как-то не соответствовал происходящему на экране, поэтому я вопросительно посмотрел на Лиду. Было заметно, что и для нее этот крик никак не сочетался с происходящим на экране. Потом снова раздался крик, и стало ясно, что он ничего не имеет общего с нашим сериалом. Я подбежал к окну и в тусклом уличном освещении увидел женщину, лежавшую на тротуаре, и темную фигуру, убегавшую с места преступления.
Накинув на себя то, что мне попалось под руку, я сбежал вниз по лестнице. Женщина уже не кричала — она была без сознания, а из головы у нее текла кровь. Над ней склонились несколько мужчин. Среди них я узнал поручика Моутелика, поручика Логницкого и офицеров танкового подразделения, которых до сих пор не знал по имени.
— Он побежал в сторону магазина самообслуживания! — крикнул нам кто-то с балкона.
Мы бросились в том направлении.
— Позвони в милицию! — успел я крикнуть Лиде, появившейся на балконе, и заспешил, чтобы не отстать от остальных. — И в «Скорую помощь» тоже, — добавил я, хотя меня уже никто не мог услышать.
Преступник имел преимущество, и, наверное, ему удалось бы скрыться, если бы наш город не располагался на возвышенности. Люди, стоявшие на балконах или выглядывавшие из окон, направляли нас по правильному пути.
Преступник понял, что в городе ему не скрыться, и выбежал в поле.
Мы последовали за ним. Все свидетельствовало о том, что мы побегаем в свое удовольствие и вернемся ни с чем.
— Мы действуем как мальчишки, играющие в индейцев, — сказал бегущий рядом со мной поручик Моутелик. — Кто-то должен этим командовать.
— Надо бы командовать. Наверное, командовать тебе надо, я не командир! — крикнул я.
Поручик Моутелик подал команду развернуться в цепь, и в дальнейшем мы действовали уже организованно. Мы окружали беглеца. Его охватило чувство паники — он, как и мы, тоже ясно слышал подаваемые Моутеликом команды. Тут он бросился к реке.
В нормальных условиях слово «река» прозвучало бы большим преувеличением. Собственно, речь шла о ручье. Но дожди, прошедшие в последние дни, превратили ручей в настоящую реку. Берега, спускающиеся к поверхности воды, были покрыты густыми зарослями кустарника. Кустарник для беглеца был единственным шансом к спасению. И он и мы это понимали. Моутелик постепенно заворачивал цепь, чтобы окружить беглеца. Мы уже наступали ему на пятки и ясно слышали, как, ломая кустарник, он на спине съехал к воде. Он был окружен, но у него все еще оставалось две возможности — прорваться из кустов через нашу цепь или переправиться на противоположный берег.
— Вылезай, скотина! — крикнул ему Моутелик решительным голосом.
«Если бы он так же решительно командовал своей ротой, то у нас наполовину уменьшилось бы проблем», — пришло мне в голову.
— Иди, иди сюда, я разобью тебе морду! — крикнул кто-то из цепи, чей голос я не узнал. Эти не слишком умные слова меня не разозлили. Напротив, у меня самого появилось желание набить преступнику морду.
