Он умолк, уставившись на меня по-собачьему преданными глазами.
—
Сударь, мне будет гораздо сподручнее разобраться в вашем деле, если вы объясните, что за обстоятельства у вашей сестры, — осторожно промолвил я.
—
Да какие могут быть у нее обстоятельства?! — воскликнул он так, словно удивлялся моей непонятливости. — Она старая дева, решительно непрактичная, разумеется, она станет легкой добычей для проходимца! Если конечно же мы не вмешаемся. А в сложившихся обстоятельствах мы как благородные люди не можем остаться в стороне.
—
Да о ком же вы изволите говорить? Что-то я не понимаю вас, сударь. О каком проходимце идет речь?
—
Как о каком? Разумеется, о господине Косынкине!
И я вспомнил, почему фамилия Мохов показалась мне знакомой. Конечно же: по пути в Москву Вячеслав рассказывал о своей невесте Моховой Анастасии Кирилловне.
—
Так вы, стало быть, брат Анастасии Кирилловны, — сказал я.
—
Ну конечно же…
—
И насколько я понимаю, вам не нравится намерение Вячеслава Сергеевича Косынкина обвенчаться с вашей сестрой.
—
Ну конечно же! — Мохов с облегчением улыбнулся. — Я знал, ваше сиятельство, что вы меня поймете и войдете, так сказать, в положение!
Он смотрел на меня как на спасителя. А у меня появилось сильное желание вышвырнуть гостя за дверь! И только из добрых чувств к Вячеславу я сдержался. Все-таки передо мною стоял его будущий шурин.
—
Помилуйте, сударь, — сказал я. — Мы проделали с господином Косынкиным долгий путь. И за время в дороге он много рассказывал об Анастасии Кирилловне. Он говорил о ней в самом возвышенном смысле, и я искренне радовался за него, видя его воодушевление!
—
О, конечно! Конечно же! Воодушевление! Именно воодушевление! — с досадой воскликнул Мохов. — Конечно же он воодушевлен! Но поверьте, предмет его воодушевления отнюдь не Анастасия, а ее двухэтажный дом на Конюшковской!
—
Вот оно что, — кивнул я. — Но позвольте, сударь, насколько я понимаю, Анастасия Кирилловна уже в том возрасте, когда она может сама разобраться в чувствах.
—
Да какое там, — махнул рукою гость. — Посудите сами, она всю жизнь провела на всем готовом: сперва папенька, Царствие ему Небесное, потом я. Поверите ли, она совершенно не знает людей. В сущности, она ребенок.
—
Отчего же вы решили, что господин Косынкин не станет ей надежной опорой? — поинтересовался я.
—
Ваше сиятельство, ну какой ему интерес жениться на старухе?! Тут совершенно ясное дело: дом на Конюшковской, что Настеньке папенька покойный отписать изволил, — вот и все, что нужно господину Косынкину!
—
Значит, дом на Конюшковской, — процедил я.
почувствовал, что руки у меня развязаны, и ничто не мешает мне спустить господина Мохова с крыльца. Я, пожалуй, не стал бы и челядь на подмогу звать, сам бы вытурил гостя взашей.
—
Стало быть, дом, — повторил я, делая вид, что раздумываю над непростым решением.
—
Дом, дом, видит бог, и ничего больше, — закивал головою Мохов и, заглядывая мне в глаза, едва ль не взмолился: — Ваше сиятельство, не дайте этому господину погубить невинную душу!
—
Но что же я могу сделать? — спросил я.
—
Что?.. — промямлил Мохов. — Право, я не знаю, ваше сиятельство, полагаю, вы могли бы сделать определенное внушение господину Косынкину…
—
Господин Косынкин мне не подчиняется, хотя и приехал вместе со мною из Санкт-Петербурга, — ответил я.
Гавриил Кириллович отвел глаза в сторону, физиономия его сделалась сосредоточенной, он кивал в такт моим словам, но мыслями унесся куда-то далеко. Вероятно, он изначально больших надежд на визит ко мне не возлагал. И теперь слушал лишь для приличия, а в голове уже прокручивал другие планы, как отвадить Косынкина от перезрелой сестрицы с ее домом на Конюшковской.
—
Что ж, сударь, — сказал я в заключение, — не имею возможности предложить вам чаю или кофию, меня ждет генерал-губернатор.
—
Да-да, конечно, — засуетился Мохов.
Мы коротко попрощались, и он ушел.
—
Ну и что было нужно этому невнятному субъекту? — спросила позднее Жаклин.
—
Все дело в женщине, — ответил я.
—
В женщине? — рассмеялась Жаклин и с лукавой улыбкой спросила: — Кого же вы не поделили?
—
Не я, а Косынкин, — сказал я.
—
Косынкин? — Жаклин нахмурилась. — Надеюсь, они не собираются устраивать дуэль?
—
Дуэль! Нет, наш невнятный субъект явно не из тех, кто будет подставлять свой лоб, пусть даже из-за женщины. Тем более что речь идет о его сестре. Да ты расспроси папеньку, он вроде знаком с этим Моховым. А я вынужден оставить тебя — губернатор ждет.
Графиня Ростопчина искренне обрадовалась, увидев меня. Припомнились те времена, когда я совсем молодым человеком поступил на службу в Коллегию иностранных дел под начало Федора Васильевича и как моя первая заграничная миссия, начинавшаяся как прогулка в Лондон, обернулась участием в разгроме Копенгагена. Глаза Екатерины Петровны светились радушием, а у меня никогда не было так гадко на душе. Графиня входила в число подозреваемых, и мне предстояло, действуя исподтишка, либо развеять сомнения в ее преданности, либо добыть доказательства предательской деятельности.
Неожиданно в зале появилась молодая женщина. Она улыбалась так, будто твердо знала, что служит украшением этого мира. Я улыбнулся в ответ, а графиня Ростопчина, обернулась и воскликнула по-французски:
—
Изабель, позволь, я познакомлю тебя с нашим старинным другом!
Дама подошла к нам и протянула мне руку для поцелуя.
—
Граф Воленский начинал свою дипломатическую карьеру одиннадцать лет назад под началом моего мужа, — сообщила Екатерина Петровна.
—
Вы похожи на англичанина, — промолвила дама.
—
Мадам Арнье путешествовала вместе с мадам де Сталь.
—
Если можно бегство от Бонапарта назвать путешествием, — уточнила Изабель Арнье.
—
Представляете, мадам де Сталь была уверена, что Наполеон озабочен только тем, как бы ее изловить, — сказала Екатерина Петровна.
—
Она все время боялась, что Бонапарт пришлет отряд кавалеристов в Москву, чтобы захватить ее, как герцога Энгиенского, — продолжила мадам Арнье.
—
Если честно, мой муж вздохнул с облегчением, когда мадам де Сталь наконец-то уехала.
—
Дорогая, потерпите совсем чуть-чуть! — воскликнула мадам Арнье. — Я тоже скоро уеду!
—
Изабель, мои слова никоим образом к тебе не относятся! — Екатерина Петровна
