Послышался шорох, и графиня Ростопчина вскрикнула:
—
Кто здесь?!
—
Это я, граф Воленский.
—
Что… что вы здесь делаете? — обескураженно спросила она.
—
Маловероятно, конечно, но хочу убедиться, что к вам в спальню не проник злодей, — сказал я.
—
А который теперь час?
—
Глубокая ночь, — ответил я.
—
Что происходит? — Екатерина Петровна была раздосадована.
С другой стороны спальни отворилась дверь, и появился граф Ростопчин, в руке он держал подсвечник с тремя рожками. В комнате посветлело.
—
Что происходит? — недовольным тоном поинтересовался он.
Екатерина Петровна с распущенными волосами сидела в постели, подтянув одеяло к подбородку. Я окинул комнату взглядом: кроме графини, в ней никого больше не было. От изумления генерал-губернатор едва не выронил подсвечник. Понадеявшись, что преступник не стоит за гардинами и не таится под кроватью, я прикрыл дверь и крикнул через щель:
—
Федор Васильевич, я должен говорить с вами срочно!
Покинув будуар мадам Арнье, я вышел в гостиную, где
встретил Николая Михайловича Карамзина в домашнем халате.
—
Друг мой, что стряслось? — спросил он.
—
Случилась история, — ответил я. — Начинайте записывать.
В гостиной появился граф Ростопчин. Вид он имел такой, словно ждал, что Наполеон обойдет Москву и каким- то чудом окажется на подступах к Санкт-Петербургу, и я именно с этим сообщением нагрянул к генерал-губернатору среди ночи.
—
Рассказывайте, Андрей Васильевич, я слушаю вас, слушаю! — Граф Ростопчин бросил короткий взгляд на Парасейчука.
—
Перво-наперво прошу покорно простить меня за вторжение. Только что убили трех человек. Есть основания подозревать, что и жизнь Екатерины Петровны в опасности…
—
Что вы говорите? — удивился граф Ростопчин.
—
Убийца был здесь, он опередил нас…
—
Убийца?! В моем доме?! — воскликнул Федор Васильевич.
—
Убийца?! Здесь! — вторил ему Карамзин.
—
Он был здесь несколько минут назад, уехал с мадам Арнье. Мы разминулись, — сообщил я. — Полагаю, что мадам Арнье уже мертва…
Граф Ростопчин вскинул брови, но не успел ничего сказать — вбежал дворецкий:
—
Его превосходительство полковник Дурасов.
—
Зовите сюда немедленно! — приказал генерал-губернатор.
В гостиную вошел полицеймейстер в сопровождении двух офицеров.
—
Егор Александрович, что происходит? — кинулся к нему граф Ростопчин. — Андрей Васильевич говорит об убийце в моем доме! А мадам Арнье? Что с нею? Ее убили?
—
Ваше сиятельство, — виновато произнес Дурасов, — я надеюсь, что граф Воленский внесет ясность…
—
Так вы ничего не знаете?! — рассердился генерал-губернатор.
—
Его сиятельство графа Воленского похитили из вашего дома. Мы сумели освободить его. Двое злоумышленников убиты, из наших людей погиб поручик Синицын, — отрапортовал Дурасов.
—
Объясните, наконец, что происходит?! — едва ли не взмолился граф Ростопчин. — Как это понимать: Воленского похитили из моего дома?
—
Федор Васильевич, позвольте переговорить с вами приватно, — попросил я.
Он кивнул, и мы прошли в кабинет.
—
Федор Васильевич, — начал я, — мадам Арнье, очевидно, собирала сведения в пользу французов…
—
Я знал, что от этой мадам де Сталь будут одни неприятности, — граф Ростопчин произнес это так, словно страдал от головной боли.
—
Но это не самое неприятное, — продолжал я.
—
Шпион в моем доме! Что может быть хуже?! — приглушенно воскликнул Федор Васильевич.
Я собрался с духом:
—
Федор Васильевич, мадам Арнье, я полагаю, что мадам Арнье… так вот, мадам Арнье втянула в свою деятельность вашу супругу Екатерину Петровну…
—
Что?! — Лицо графа Ростопчина вытянулось, он посмотрел на меня с возмущением. — Ты понимаешь, что говоришь?!
—
К сожалению, это так. — Я потупил взор и добавил: — Я видел собственными глазами патент Бонапарта в бумагах Екатерины Петровны…
—
Ты рылся в ее бумагах?! — изумился генерал-губернатор.
Тут я малодушно соврал:
—
Мадам Арнье показала мне бумаги Екатерины Петровны, среди них был патент Бонапарта. Мадам Арнье привела меня в комнату вашей супруги… Извините, я не понял, что это ее комната, я думал, что это спальня мадам Арнье…
Федор Васильевич сжал кулаки и подобрался, став похожим на готового к броску зверя. Негодование переполняло его. Он был столь патриотичен, что порою даже слыл ретроградом. Он не любил французов, терпеть не мог масонов и прочих вольнодумцев. И такому человеку пришлось смириться с тем, что его супруга увлеклась католической верой. Но мало этого — теперь он узнал, насколько далеко зашло ее увлечение.
—
Сожалею, Федор Васильевич, — промолвил я, — но это так. Сожалею, что приходится сообщать вам такие новости.
—
Идем немедленно к Екатерине Петровне! — воскликнул он. — Что еще за патент Наполеона?!
Он двинулся вперед, мы пересекли анфиладу комнат с другой стороны, прошли через спальню самого генерал- губернатора и подошли к покоям графини. Он постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь:
—
Катя!
—
Господи, да что такое стряслось? — раздалось в ответ.
После того как я заглянул в спальню графини, она
окончательно проснулась, и теперь голос ее звучал ясно. И тревога охватила меня. Только что мне пришлось кричать, чтобы добудиться ее. И непохоже, чтобы графиня притворялась, она действительно крепко спала. Но неужели она могла спокойно почивать, зная, что меня похитили и заперли в узилище французские агенты?! Одно дело религиозные взгляды и политические пристрастия, но человеческие чувства! Я был уверен, что именно Екатерина Петровна настояла на том, чтобы мне не причинили вреда. Кто еще мог позаботиться о том, чтобы меня не отправили на корм ракам в Рыбинку?! И тем не менее, неужели графиня Ростопчина могла спокойно спать в эту ночь?
Генерал-губернатор прошел в ее спальню.
—
Идите сюда! — приказал он мне.
Я прошел вперед, стараясь не смотреть на одетую в домашний халат графиню.
—
Где эти бумаги? — нетерпеливым тоном спросил граф Ростопчин.
—
Какие бумаги? О чем вы? — воскликнула Екатерина Петровна.
