мне и, главное, доверием.
—
Но все это пустяки, — сказал я. — Тут случилась серьезная неприятность.
Карамзин напрягся, взял за руку Екатерину Андреевну и уставился на меня с мучительным выражением.
—
По Москве пошел слух, будто какой-то Леппих делает воздушный шар для графа Ростопчина, — продолжил я.
—
Франц Леппих, — уточнил Николай Михайлович. — Я слышал о нем. Он занят совершенно секретным делом. На случай, если слухи о нем вдруг просочатся, государь император условился с гражданским губернатором Обресковым представить дело таким образом, что якобы Леппих выполняет частный заказ Николая Васильевича. Скажу вам по секрету, что его величество начал осуществление этой затеи еще при прежнем генерал-губернаторе, при Гудовиче. Однако же государь Ивану Васильевичу не доверился. Все устраивалось через Обрескова.
Карамзин знал подробности, которые мог слышать только от графа Ростопчина. Это свидетельствовало о доверии со стороны генерал-губернатора. И Николай Михайлович был расположен ко мне, а иначе не стал бы показывать чрезмерную осведомленность в конфиденциальном вопросе.
—
Ну, не знаю насчет гражданского губернатора, — продолжал я. — Но по кабакам ходят слухи, что граф Ростопчин собирается бежать на воздушном шаре. Совершенно неправдоподобная ложь!
—
Однако чем неправдоподобнее слухи, тем сильнее они овладевают умами, — неожиданно сказала Екатерина Андреевна.
Я поклонился ей с благодарностью.
—
В Москве того гляди начнется паника. Слухи нужно пресечь. Но я боюсь, что меня граф Ростопчин и слушать не захочет.
—
Друг мой, что мы можем сделать? — с готовностью спросил Николай Михайлович.
—
Полагаю, за решением ходить далеко не нужно, — ответил я. — Нужна та же гениальная афиша, которую придумали вы в деле с Верещагиным.
Я не был уверен, что идея об упомянутой мною афишке принадлежала Карамзину, а не самому графу Ростопчину. Но мои слова польстили Николаю Михайловичу.
Однако глаза его тревожно забегали, он силился что- то вспомнить. И я поспешил ему помочь.
—
Когда по Москве распространилась записка Верещагина, — та, что он переписал из гамбургской газетки, — вы немедленно написали афишу, где сами же рассказали об этом случае.
—
Да-да, именно так и было, — подтвердил Николай Михайлович.
—
И эта афиша, эта открытость со стороны городских властей успокоила народ. Я уверен, было бы гораздо хуже, если бы граф Ростопчин попытался скрыть это дело, — сказал я.
—
Любезный друг, но что мы можем сделать теперь? — повторил Николай Михайлович.
—
Нужно выпустить афишку, где будет рассказ о том, что Франц Леппих строит воздушный шар, — ответил я. — Напишите, что на этом воздушном шаре он полетит и разгромит французскую армию.
—
Громить армию с воздушного шара?! — воскликнул Карамзин. — Я не полководец, но мне представляется такая затея совершенной фантасмагорией!
—
И что?! — я повернулся к его супруге. — Екатерина Андреевна только что справедливо заметила, что неправдоподобные слухи овладевают умами куда сильнее, чем самые правдивые сведения. Нужно выставить этот воздушный шар на всеобщее обозрение. Как только люди увидят его, они поверят, что с его помощью можно победить целую армию! Нужно раскрыть место, где работает Франц Леппих. Пусть каждый желающий пойдет и собственными глазами увидит воздушный шар!
—
Друг мой, у вашей идеи имеется один существенный недостаток, — с едва уловимой усмешкой произнес Карамзин. — Вы забыли о том, что никакого воздушного шара не существует!
—
Не существует? — я был удивлен.
—
Ну конечно, — с улыбкой промолвил Николай Михайлович. — Он готовит зажигательные снаряды на тот случай, если случится невообразимое — Наполеон займет Москву…
—
А воздушный шар? — с надеждой спросил я.
—
Существует только на бумаге, — сказал Карамзин.
—
Николай Михайлович, — воскликнул я, — вы это верно знаете?!
—
Любезный друг, ну кто же будет сейчас тратить средства на несусветные выдумки?! — ответил Карамзин. — Воздушный шар существует только на бумаге, в официальной переписке! Это всего лишь ловкий трюк для французских шпионов.
—
Вот так-так, — с разочарованием произнес я.
Екатерина Андреевна улыбнулась мне с пониманием.
Я окинул тоскливым взглядом Рыбинку, вспомнил про соглядатаев, следивших за губернаторской дачей с противоположного берега, и помахал им рукою.
Лакей наполнил тарелки и удалился.
—
К сожалению, это так, друг мой, — сказал Николай Михайлович. — Ну-с, возблагодарим Бога и приступим.
Он съел несколько ложек и кивнул на мою тарелку:
—
Превосходные щи. Такой жаркий день! Это превосходно! Кушайте, Андрей Васильевич. А с этим делом, к сожалению, ничего не выйдет. Воздушного шара нет, показать народу нечего.
Я немного помолчал и спросил:
—
А где работает Франц Леппих?
Карамзин вскинул брови, осуждая меня за чрезмерное любопытство.
—
Оставьте, Николай Михайлович! Уж я-то не шпион! Мне-то вы можете сказать.
Он бросил умоляющий взгляд на супругу. Екатерина Андреевна улыбнулась и погладила его по руке.
—
Не уверен, что знаю наверняка, — промолвил Карамзин. — Кажется, это в шести верстах от Москвы. Воронцово. Николай Васильевич разместил Леппиха в имении Репнина. Ныне оно принадлежит княгине Волконской. Но к чему вам?
—
А к тому, Николай Михайлович, что так просто я не сдамся, — ответил я.
Историограф застыл с ложкой во рту, а Екатерина Андреевна посмотрела на меня с интересом.
—
Княгиня Волконская? Вы имеете в виду Александру Николаевну? — уточнил я.
—
Конечно же, — подтвердил Николай Михайлович.
—
Я прекрасно знаком и с Григорием Семеновичем, и с Александрой Николаевной, — промолвил я.
—
Княгиня только предоставила имение, — напомнил Карамзин. — Все дело на Обрескове.
—
Я должен переговорить с Александрой Николаевной, — сказал я.