Чтобы они могли
Собрать водяные орехи
В глубоком пруду[533].
Накатада ответил:
— Растущий в глубоком пруду
Орех водяной
Кажется мне
Роскошным узором
На поверхности вод.
‹…› вручил такую же одежду.
Расположившись перед занавесками, за которыми находились дамы, господа увлечённо играли на струнных инструментах.
Начало светать.
Накатада, услышав негромкие крики уток нио, тихо произнёс, аккомпанируя себе на цитре:
— Думал, что только я
В одиночестве стражду.
Но вот слышу плач
Уточки нио,
Одиноко по пруду плывущей.
Он играл так тихо, что звуки были почти неуловимы. Атэмия, аккомпанируя себе на кото, сложила:
— Громким плачем
Покой не смущай.
Ведь сердце твоё,
Как уточка нио,
Всё время скользит по воде[534].
В это время из императорского дворца прибыл нарочный:
— Государь требует к себе Накатада.
— Мне нужно идти, — сказал Накатада. — Очень жаль, что я должен вас покинуть. Схожу во дворец и сразу же вернусь. — Он отправился к императору.
Масаёри обратился к своему старшему сыну, Тададзуми:
— Скоро тот день, когда мы должны выполнить церемонию священных песен и плясок. Нужно найти для этого такое место, где вода была бы глубока и тень прохладна.
— На восточной реке[535] подходящего места как будто нет, — ответил тот. — А что, если провести пляски на реке Кацура, у переправы, где живёт правый генерал? Это на редкость очаровательное и красивое место.
— Как будто так, — согласился Масаёри. — Я слышал, что генерал Канэмаса построил там усадьбу, вложив в дело душу. Он пригласил мастеров различных цехов. Когда генерал входит во все детали, ему удаётся создать что-то очень изящное. Кажется, на этот раз он ничего не упустил из виду, и получилось нечто, достойное восхищения ‹…›, в строительстве дома проявляется вкус хозяина. Генерал обладает огромными талантами и необходимыми для службы при дворе достоинствами. И внешность у него удивительная. В императорском дворце может быть толпа сановников и принцев, но когда генерал со своим сыном прибывает туда и выходит из экипажа, он всех затмевает. А если взглянуть на Накатада, то даже тот, кто не хочет иметь девочек, вдруг испытывает желание иметь дочь, чтобы отдать ему в жёны.
Господа возвратились в дом.
Масаёри прошёл к себе в покои и спросил вторую жену:
— Почему ты не вышла подышать прохладой? Я хотел показать тебе павильон для ужения рыбы; без тебя это поистине парча, сверкающая в темноте ночи[536].
— Когда вы наслаждаетесь прохладой, то и здесь… — ответила она. —
Всем ветвям без разбора
Ветер свежесть несёт,
И даже корни деревьев
Глубоко под землёй
Ощущают прохладу[537].
Масаёри продолжал:
Если в горах глубоко
Старые корни оставив,
На берег выйдет сосна,
То речная прохлада
Ей не будет приятна[538].
В семнадцатый день надо провести священные пляски. Распорядись, чтобы всё подготовили.
— Надо найти для этого красивое место, — ответила она.
— Усадьбу в Кацура, где Канэмаса поселил свою жену, их Сын Накатада устроил с исключительной тщательностью. Подумай, можно ли найти что-нибудь лучше этого места?
Итак, семья Масаёри отправилась на исполнение священных песен и плясок. Двадцать дам, начиная со второй жены, Дочерей и первой жены, были одеты в зелёные китайские одежды на подкладке цвета прелых листьев. Другие были в тёмно-фиолетовых вышитых шёлковых накидках. Сопровождающие, взрослые и подростки, — в красных китайских и тёмно-фиолетовых платьях. Жрицы[539] были одеты в зелёные и тёмно-фиолетовые платья, а низшие слуги — в одежды красного цвета с чёрным отливом на голубой подкладке. Двадцать экипажей в сопровождении многочисленных слуг четвёртого и пятого рангов отправились на реку Кацура.
С ветками сакаки в обеих руках жрица вышла из первого экипажа и, танцуя, прошла к месту, предназначенному для церемонии. Жрицы, бывшие в других экипажах, быстро последовали за ней. Господа
