престола, хоть немного своему искусству, но он ответил: «Даже если мне дадут чин министра, я не стану учить наследника музыке». С тех пор Тосикагэ удалился от дел, во дворце больше не показывался и сам загубил своё будущее, а должен был бы стать вторым советником министра! Виртуоз же он был несравненный. Была у него единственная дочь. Рассказывали, что он начал учить её музыке с семи лет и что она превзошла в игре на кото своего отца. Он говаривал: «Это дитя сделает мне честь. У неё любой может поучиться!» Пока он был жив, мы время от времени получали о нём известия. А после его смерти мы велели отыскать его дочь, но посланные, вернувшись, сообщили, что она тоже умерла. А оказывается, это ты заполучил её! Как всё это удивительно! Должно быть, музыкальное мастерство Тосикагэ в третьем поколении стало ещё выше.
— Наверное, это так, — ответил генерал, — но вряд ли молено говорить о каком-то редком искусстве. Мой сын, вероятно, знает одно-два произведения, которые перешли к нему от деда[150], — и это всё.
После этой беседы, поползла молва: «Вот оно что! Госпожа-то с Третьего проспекта — дочь Тосикагэ». Одни удивлялись: «Что же это за женщина! Она должна быть необыкновенной, если даже такой заядлый волокита, как Канэмаса, забыл с нею своё непостоянство». Другие, сгорая от ревности, говорили: «Вот чем кончил этот повеса! Взял в жёны женщину низкого происхождения, бездарную, и она привязала его к себе. Остановиться на такой никчёмной женщине!»
Сына же генерала ни император, ни наследник от себя не отпускали и всё время давали ему различные поручения. В игре на кото Накатада не знал себе равных, но не любил играть на людях. В игре на других инструментах — а учился он у Накаёри и Юкимаса[151] — он был гораздо выше своих учителей. Люди только шептались: «От кого же у него такой замечательный талант?»
Во внешности и в обхождении у Накатада не было ни одного изъяна, ум его был остёр. Перед его талантами оставалось только развести руками. Все, начиная с вельмож и принцев, его восхваляли.
Когда Накатада исполнилось восемнадцать лет, он был назначен императорским сопровождающим.
В том же году, как-то на вечерней репетиции танца «Пяти мановений» [152] присутствовали сама императрица, множество высочайших наложниц и придворных дам. ‹…› На репетиции «Пяти мановений» одна танцовщица, которую рекомендовал Канэмаса, была лучше остальных четырёх, и даже император смотрел на неё с большим одобрением. Для исполнения музыки перед рассветом, после окончания танца, были приглашены такие виртуозы, как Мацуката, Токинага, Накаёри и Юкимаса. Был позван и Накатада. Даже подпевая инструментам, он превосходил других, и голос его звучал особенно красиво. Император слушал его с наслаждением и подозвал к себе.
— На заре должны играть самые лучшие музыканты. Сыграй-ка нам сейчас какие-нибудь произведения из тех, что перешли к тебе от деда, — произнёс он.
Накатада смутился и стал отнекиваться, но отец стал настойчиво его уговаривать:
— Ну сыграй что-нибудь, покажи своё искусство. Государь уже не в первый раз выражает своё желание послушать тебя, и ему надо подчиниться. Тогда государь будет к тебе благосклонен.
После некоторых колебаний Накатада настроил кото «сэта-фу», которое велели принести ему, в лад произведения «Варварская свирель»[153] и заиграл. Исполнение было прекрасно, поистине ни с чем не сравнимо. Очарованные музыкой, присутствующие проливали слёзы. Восторгам не было пределов.
«По возвращении своём из страны Тан придворный Тосикагэ играл в присутствии императора Сага, — думал охваченный волнением император. — Я слышал его немного, но и этого было достаточно, чтобы убедиться, что в нашем мире такого искусства больше не встретишь. Однако игра Накатада гораздо выше игры деда. Как бы мне хотелось услышать игру его матери! Отрёкшийся от престола император Сага, Должно быть, хорошо помнит, как играл на кото Тосикагэ. Надо отвести к нему Накатада, чтобы он послушал и сравнил. Я мало слушал Тосикагэ и до сего дня всё сокрушался, что второй раз такого музыканта мне уже не услышать. Всё время я внимательно слушал разных исполнителей: не напомнит ли мне чья-нибудь игра те звуки? Но ничего подобного не происходило…»
Когда Накатада закончил играть, император произнёс:
— Не позвать ли во дворец госпожу, которая скрывается в доме Канэмаса, и не найти ли ей должность в Ведомстве дворца императрицы? Тогда мы сможем услышать, как она; играет на кото.
Генерал ответил на это, что он повинуется.
Во всём, что ни возьми, Накатада превосходил прочих молодых людей, сравнить с ним в этом мире было некого, поэтому многие вельможи и принцы настойчиво предлагали ему своих дочерей в жёны, но он на это ничего не отвечал и всё свободное время проводил в доме отца. Про себя же Накатада думал: «В усадьбе левого генерала Масаёри, без сомнения, скрываются самые изумительные красавицы. Там собираются изысканные, блещущие умом юноши — там бы я чувствовал себя легко! Как бы мне хотелось познакомиться с ними!» Ни к чему другому сердце его не лежало.
На следующий год, в восьмом месяце, в усадьбе Канэмаса должно было состояться пиршество по поводу победы на состязаниях в борьбе[154]. Генерал сказал госпоже из северных покоев[155]:
— Прежде всего, приготовь подарки для гостей. Поскольку такое пиршество устраивается в этом доме впервые, будь особенно внимательна в выборе подношений. Все чины Личной императорской охраны, начиная со вторых военачальников, прослышав, что в этом году награды на пиршестве будут приготовлены тобой, уже предвкушают удовольствие от получения изысканных подарков. Приготовь что-нибудь и господам четырёх служб[156]. Обычно вторым военачальникам дают по одному полному наряду, а младшим военачальникам платье утиги белого цвета и штаны, но на этот раз мы добавим для вторых военачальников ещё по накидке с прорезами, а младшим военачальникам вручим платье из узорчатой шёлковой ткани и штаны.
— Ах, как же мне со всем этим справиться? — воскликнула госпожа из северных покоев. Но всё она исполнила прекрасно: превосходная одежда и по цвету, и по шитью была совсем не похожа на ту, что вручают обычно в подобных случаях.
Пиршество по поводу победы в борьбе было назначено на второй день восьмого месяца. К этому дню все приготовления были полностью закончены. Землю посыпали песком, посадили деревья и травы, разбили шатры. Почётные места устроили в южных передних покоях. Были заново приготовлены покрывала и подушки для сиденья. В разных местах поставили великолепные ширмы в четыре сяку[157] и переносные занавески. Дамы и юные служанки были разодеты в одежды со шлейфами, так называемые китайские платья и накидки[158]. у девочек одежды были голубые, а накидки тёмно-фиолетовые, так называемой двойной окраски[159].
— Посмотрите, кто к нам пожаловал! — восклицал хозяин, встречая гостей. — При взгляде на них моим подчинённым остаётся только стыдиться. Сын господина левого генерала Сукэдзуми! Сын господина левого министра Накаёри! Мне действительно стыдно принимать вас в таком убогом помещении.
Госпожа из северных покоев приготовила кото, настроила для совместной игры лютни бива[160] и цитры.
Получив приглашение на это пиршество, левый генерал Масаёри подумал: «Канэмаса устраивает пир по поводу победы в борьбе в своём доме на Третьем проспекте. Он всегда приходит ко мне даже на самые скромные собрания, и я непременно должен пойти на пир к нему. К тому же интересно посмотреть, как приготовит приём эта утончённая госпожа!»
Он отправился на Третий проспект в сопровождении сыновей. Это был человек благородный, все признавали выдающиеся качества его характера, и когда Масаёри появился у Канэмаса, гости единодушно уступили ему почётное место. Прибыл и правый министр, брат Канэмаса. Хозяин был очень обрадован его приездом и благодарил брата.