— Сейчас я нездоров и не смогу быть там, — сказал Накаёри и остался дома.
Узнав об этом, Масаёри огорчился: «Какая досада! Если к императору не поедут Накаёри и Накатада, праздник будет совершенно неинтересным». Он сам сел за письмо Накаёри. Попеняв за то, что тот долго у него не показывается, Масаёри написал: «Мы собираемся поднести отрёкшемуся императору Сага молодые травы, и я буду очень огорчён, если Вы не сможете присутствовать при этом. Я всей душой желаю, чтобы Вы исцелились. Как я буду радоваться, видя Вас в добром здравии на пиру! Для меня эта церемония имеет большое значение. Мне было бы очень приятно, если бы Вы смогли присутствовать на ней».
Прочитав письмо, Накаёри очень изумился и, пересилив недомогание и плохое настроение, отправился к Масаёри. Генерал опять попросил его быть у отрёкшегося императора на следующий день.
— Наследник престола объявил через главу Личной охраны Нагамаса, что он завтра собирается нанести визит отрёкшемуся от престола императору. Чувствуя себя последнее время плохо, я доложил, что вряд ли смогу быть в его свите. Но узнав о вашем желании видеть меня у отрёкшегося императора, я переменил решение, — сказал Накаёри.
— Да, наследник престола заявил о своём решении посетить отрёкшегося императора, — ответил Масаёри. — Когда обсуждался вопрос, кто будет его сопровождать, придворный Нагамаса сказал, что вы обязательно должны быть в свите, и я думаю, он так и доложил наследнику.
— В таком случае, я обязательно пойду во дворец, — сказал Накаёри.
— Это чрезвычайно приятно.
Таким образом, на праздник собрались непревзойдённые музыканты. А в свиту наследника престола были зачислены принцы и сановники высших рангов.
Двадцать седьмого дня, рано утром, во двор Масаёри въехали экипажи, и господа, собираясь садиться в них, стояли друг возле друга. Муж кормилицы второй супруги Масаёри, бывший правителем провинции Бинго, и двоюродный брат самого Масаёри, младший сын его тётки, принявший постриг в миру, — люди, которые обычно императорский дворец не посещали, — тоже стояли здесь и просили: «И мы когда-то были в чести! Возьмите нас в свиту». Но на них никто не обращал внимания. Им только оставалось посмотреть на выезд.
Наконец все сели в экипажи и двинулись в путь. Впереди шествовали слуги четвёртого, пятого и шестого рангов — их было около двухсот человек.
Раньше советник Минамото Санэтада жил в просторно» красивом доме на Третьем проспекте, около канала Хорикава. В четырнадцать лет он женился на единственной дочери пользовавшегося в то время большим влиянием знатного сановника, которую родители воспитывали в большой холе. Санэтада с женой жили душа в душу, у него и в мыслях не было обратить внимание на какую-нибудь другую женщину. «Об этом мире и говорить нечего, но и в будущих перевоплощениях, родимся ли мы деревом или травой, зверем или птицей, даже тогда мы будем любить друг друга» — такими обменивались они клятвами.
У них родились сын и дочь. Девочку звали Содэмия, а мальчика Масаго. Отец не мог прожить ни минуты, не видя сына, и чрезвычайно заботился о нём. Дом Санэтада был отделан со всевозможной роскошью, изукрашен золотом, серебром, лазуритом. В доме было множество слуг.
Но когда Санэтада полюбил Атэмия, он забыл все свои клятвы, которые давал жене. С тех пор он всё время проводил в усадьбе Масаёри, не интересуясь ни женой, ни детьми, которые влачили дни в тоске. Санэтада не приходил домой ни когда завывал ветер, ни когда пели птицы. Так день тянулся за днём. Жена его только печалилась и сетовала на судьбу.
Дом Санэтада постепенно разрушался, слуг оставалось всё меньше, пруд зарастал ряской, в саду буйно разрослись сорные травы. Ни почки на деревьях, ни цветы — ничто не напоминало прежних дней. Каждое утро госпожа из северных покоев думала: «Не придёт ли сегодня?» — и весь день проводила в ожидании. Когда наступала ночь, она надеялась: «Не покажется ли хотя бы тень его?» Так она жила, проливая слёзы.
Как-то раз во втором месяце шёл дождь, наводящий на Душу уныние. Дети не могли выйти из дому и, тоскуя об отце, горько плакали. Мать их от этого печалилась ещё больше. Послав слугу взять из соловьиного гнезда птенца, мокрого от Дождя, она написала:
«Под весенним дождём
Всё промокло насквозь
В старом гнезде.
Жалостью сердце полно, когда я смотрю
На мокрых птенцов.
Трудно найти более жалкое жилище! Что до Масаго — кто может знать, сколько на свете песчинок?»[332] — и велела отнести письмо и птенца Санэтада.
Он, прочитав письмо, подумал: «Наболело, должно быть, у них на сердце!»
«Пусть беззаботно
От цветка к цветку
Носится соловей,
Сердце его любовью полно
К дому, где жил когда-то.
Наберись терпения. Как сильно, думаю я, ты страдаешь! Скажи Масаго, что я вернусь, как только закончу считать песчинки!» — написал он жене.
Прочитав это, госпожа из северных покоев горько заплакала.
Шло время. Масаго исполнилось тринадцать лет, Содэмия — четырнадцать. Мальчик всё тосковал об отце, который раньше так заботился о нём. Он ничем не интересовался, ничего не ел и постоянно был погружён в грустные думы! «Прежде, когда отец любил меня и мы проводили время вместе, как он беспокоился, если я хоть ненадолго покидал его! А сейчас, даже проходя мимо нашего дома, он не заглядывает к нам. Я для него больше не сын. У человека без отца надежд па успех в жизни нет. Даже при талантах, трудно ему учиться и получить приличное место. А я стал именно таким человеком». От этих навязчивых мыслей Масаго заболел и вскоре совсем ослаб.
Однажды он сказал кормилице, заливаясь слезами:
— Тогда, когда я любил отца, я и не предполагал, что так всё может измениться. Как бы я хотел, чтобы ты оставалась и впредь служить матушке!
— Как вы можете произносить подобные вещи! — стала укорять его кормилица. — Хоть матушка ваша сейчас и бедствует, но поскольку вы есть на свете, она живёт надеждой на будущее. Если бы не вы, все слуги, начиная с меня самой, решили бы: «На что можно рассчитывать, служа в таком доме?» Не теряйте надежду на вашего отца, хотя он сейчас обращается с вами не так, как подобает родителю. Не бойтесь, что ваша жизнь пройдёт впустую! — Она горько при этом плакала.
— Я и сам так думаю, но нет сил жить мне! — ответил Масаго. — Когда меня не станет, служи матушке усердно.
В тоске об отце он скончался. Мать не находила себе места, но что можно было сделать?
Санэтада не знал ничего о смерти сына. Он весь был погружён в свои бесплодные мечтания и от одних и тех же дум даже заболел. В один прекрасный день Санэтада решил куда-нибудь уехать. Он провёл некоторое время далеко от столицы, предаваясь своей тоске и совсем не вспоминая о жене и детях, которых
