испытывали беспредельную радость. Накаёри обратился к нему:
— Вообще-то я никак не думал, что смогу приехать сюда. Но услышав рассказ Мацуката о его поездке, я забыл о всех других делах и поспешил к вам, не останавливаясь даже ночью. И поистине, наше знакомство полностью подтверждает мои ожидания, и то, что я удостоился встречи с вами, меня очень радует. Но скажите мне, дорогой мой, почему вы живёте здесь затворником? Наследник престола сейчас желает собрать вокруг себя редкостных музыкантов — как бы он радовался вам! Переезжайте в столицу, поступайте на службу к нему во дворец!
— Я вам чрезвычайно признателен, — поблагодарил тот. — Сказать правду, поскольку я постоянно живу здесь, в этом захудалом домишке, я очень неловок. Предположим, я приеду в столицу и захочу служить в императорском дворце, но ведь когда человек, привыкший жить в одиночестве, начинает вращаться в обществе, он то и дело попадает в неловкое положение. Не стану ли я притчей во языцех у последующих поколений? Опасаясь этого, я и живу в уединении. Когда кто-нибудь заедет ко мне случайно, я испытываю к нему чувство благодарности, а когда сюда приезжают специально, то я уж и не знаю, как выразить свою признательность. От всего сердца благодарю вас.
— Очень приятно слышать… — отвечал Накаёри. — Вы говорите странные вещи. Что особенного в столичных жителях? Вы вот не покидаете своей деревни, а вас полагают за совершенный образец для подражания. Когда наследнику престола рассказывали о вас, он изволил воскликнуть: «Как бы мне хотелось встретиться с ним! Если бы не моё положение, я бы обязательно отправился туда. Но мне этого не разрешено, а вот не приедет ли он в столицу?» Вот что изволил сказать наследник.
Приезд гостей пришёлся на праздник третьего дня третьего месяца [405]. Танэмацу приказал подать угощение. Перед тремя гостями[406] поставили золотые столики и серебряные подносы, покрытые скатертями из шёлковой ткани с цветочным узором или из тонкого плотного шёлка и кисеи, а также два серебряных столика в форме лотоса. Удивительны были китайские сладости, по виду похожие на цветы. Один поднос был со сладостями в форме плодов сливы, красной сливы, вишни, серёжек ивы, другой — со сладостями в форме цветов глициний, азалий, горных роз, третий поднос — со сладостями в форме шишек сосны, пятиигольчатой сосны, сумихиро[407]. Сладости в форме цветов унохана[408] казались живыми, только что распустившимися на ветках деревьев. Сушёная снедь, фрукты, лепёшки — всё удивительно сочеталось друг с другом. Не было ничего из того, что водится в горах, морях, реках и во всей Поднебесной, что отсутствовало бы здесь. ‹…› Внесли четыре подноса из красного сандалового дерева. Внесли вино ‹…›. Чаши были удивительной работы, и ни одна не походила на другую.
С Накаёри прибыли стражник Мацуката, младший стражник Касуга Муракагэ, низшие чины Сима Ясуёри, Оядо Садамацу, Яманобэ Кадзунари, кроме того — восемь телохранителей и восемь певцов, служащих в охране. Превосходные музыканты и танцовщики, они все обладали замечательными голосами и красивой внешностью. Многочисленные конюхи, младшие служители и другие прислужники были красивы лицом и богато одеты. Перед каждым из них поставили особый столик. Всё было устроено замечательным образом.
Подняли чаши, и начался пир.
Гости принялись разглядывать скатерти, расстеленные перед ними, и Накатада сложил о бабочках, порхающих в цветнике[409]:
— На сад цветочный,
Где бабочек полёт
И днём, и ночью длится,
Суровых сосен роща
Сердито смотрит.
Накаёри сложил на тему: «Соловей в роще»:
— К вечнозелёным соснам улетев,
Цветы вокруг гнезда родного
Оставил соловей.
И горько им теперь внимать
Далёким пенья звукам.
Судзуси сложил о рыбах под водой:
— В прозрачных струях
Резвящимся рыбам
И не представить,
Как можно жить
В болотной стоячей воде.
Ёсиминэ Юкимаса — о птицах в горах:
— С весны приходом
На острове, поросшем тростником,
Гнездо покинув,
Среди ветвей цветущих
Порхают птицы.
После этого Накатада преподнёс Судзуси «ядомори-фу»:
— Когда-то мой дед раздарил несколько кото, но это было оставлено, чтобы я мог преподнести вам.
Судзуси исполнил благодарственный танец, взят инструмент и начал играть какое-то произведение. Слушая его игру, Накатада пришёл в необычайный восторг:
— В нашем мире редко услышишь такое искусство! Давным-давно жил музыкант, который в игре на кото не уступал моему деду. Не у него ли вы учились? — спросил он изумлённо.
— На таком инструменте следовало бы вам поиграть первому, — сказал хозяин, обращаясь к Накатада.
— Я уже давно не прикасался к кото — не хочу сейчас и пытаться, — решительно отказался тот.
После этого Судзуси и гости, настроив инструменты в один и тот же лад, стали играть вместе.
Наступил вечер.
«На пиршествах во дворце перед государем музыканты играют, полностью отдаваясь своему искусству, но и тогда мне не приходилось слышать такого замечательного исполнения, как сегодня! Какое редкостное мастерство! Судзуси играет на кото гораздо лучше многих известных музыкантов!» — решил Накаёри.
А Юкимаса думал: «Я был уверен, что исполнение музыки в храме Касуга на празднике, устроенном генералом Масаёри, превзойти невозможно. Но кажется, что нынешнее исполнение ещё лучше!»
Несмотря на то, что в этом живописном месте собрались все знаменитые виртуозы и упоённо
