очищения отправились в павильон на взморье[415]. Туда созвали рыбаков и ныряльщиц, одели их в красивые одежды, пригласили отца-рыбака[416]. Всем велели тянуть большую сеть.
В этот день для пира было приготовлено двадцать серебряных подносов, скатерти из китайской кисеи, узорчатого шёлка и плотного тонкого шёлка, которые стелили одну поверх другой. Перед каждым гостем были поставлены металлические чашки, перед сопровождающими господ поставили по два столика из цезальпинии.
Господа играли на струнных инструментах, а слуги низших рангов и подростки вторили им на духовых. Музицировали весь день, а на закате вышли на берег и смотрели, как рыбаки складывали канаты из коры бумажного дерева[417], убирали их в большие лодки и отплывали от берега. Накаёри при этом произнёс:
— Длинны эти канаты, но им не дотянуться до того, к чему я стремлюсь.
Судзуси засмеялся и сложил стихотворение:
— Как знать, какие стремления
Таятся в душе человека,
Который тянет верёвку?
Но верю, тянутся дальше они,
Чем самый длинный канат.[418]
— Если уж мы пришли сюда, то наши стремления никак не короче канатов, — сказал Накатада. —
Тянуться дальше,
Чем стремления того,
Кто, далёкий путь совершив,
Прибыл сюда из столицы,
Ты не можешь, рыбачий канат!
Накаёри сложил так:
— Если с думой того,
Кто в эти края приехал,
Сравнить самый длинный канат,
Сможет ли он сохранить
Славу свою?
Солнце село. Судзуси охватила грусть. Он жил в этих красивых местах и ни в чём не нуждался, но Судзуси хотелось, чтобы его новые друзья навсегда остались здесь, хотя понимал, что это невозможно. В это время стаей поднялись с берега столичные птицы[419], а оставшиеся в бухте закричали им вслед. Слушая эти печальные крики, Судзуси произнёс:
— Поднявшись стаей,
Покинули берег
Столичные птицы.
Что остаётся птицам морским,
Как не плакать в разлуке?
— Но почему вы навсегда хотите остаться здесь? — спросил его Накатада и прибавил:
— Меж облаков
В дальний город
Вместе проложим путь.
Разве не стали друзьями
Птицы здесь, в Фукиагэ?
Накаёри произнёс:
— Столичные птицы
На крыльях своих
Чайку морскую умчат.
То будет правителю дар
Из этих краёв.
Юкимаса сложил так:
— В бухте друга покинув,
Который к себе пригласил их,
Что сможете вы
Своему государю ответить,
Столичные птицы?
Пир продолжался до рассвета.
Двадцатого дня третьего месяца в павильоне Увитый глициниями колодец, Фудзии, был устроен пир по поводу расцветших глициний, и господа отправились туда. Они были одеты в верхнюю воинскую одежду из узорчатого шёлка серого цвета с синим отливом, светло-коричневое платье на тёмно-красной подкладке, штаны из узорчатого шёлка; на так называемых китайских лентах[420] свисали длинные мечи, ножны, рукоятки которых были отделаны перламутром. За каждым из четырёх гостей шли двадцать сопровождающих, те, которые обычно вели под уздцы господских лошадей. Они были одеты в фиолетовые платья и штаны из белого лощёного шёлка. Слуги, выступающие впереди господ, стражники Личной императорской охраны были одеты в синие верхние платья и белые платья на зелёной подкладке. За Судзуси же следовали десять прислужников в синих верхних платьях с гербом «иглы сосны» и белых платьях на зелёной подкладке и четверо низших прислужников в синих верхних и белых нижних платьях на зелёной подкладке.
