– Привет. Калитку мне кто-нибудь откроет?
Юля спустилась с крыльца, бабушка отвернулась и быстро исчезла в доме.
– Зачем ты приехал?
– Ты не рада меня видеть?
– Я же просила… Ты что, не понимаешь? Давай завтра встретимся. Ну, зачем ты приехал?
– Хотел тебя увидеть. Пойдем, погуляем?
Юля не успела ответить. Бабушка резво сбежала с крыльца, направляясь к нам. «Сейчас и поговорим», – подумал я, делая шаг навстречу. Я не сразу разглядел, что у нее в руках…
– Зачем вы Юлю против меня настраиваете? Если я вам не нравлюсь, это еще не значит…
– Уходи! – Бабуля выставила перед собой икону. Слепящий и обжигающий свет ударил в глаза, я невольно попятился, закрывая лицо руками. Держа икону перед собой, старушка наступала. Я мог вырвать икону из ее рук, но не смел, ведь здесь была Юля. И позорно пятился к калитке. Яркий свет обжигал прикрывавшие глаза ладони. Вот дьявол!
– Что с тобой, Андрей? – Юля подбежала к нам, но бабушка оттеснила внучку в сторону.
– Уходи! Изыди! – повторяла она. Вытеснив меня за калитку, бабушка остановилась:
– Юля не будет с вами встречаться! Оставьте ее в покое!
– Почему? – потирая обожженные руки, спросил я.
– Вы сами знаете, почему.
На мгновенье я опешил. Но затем рассмеялся:
– Нет, вы скажите, тогда я уйду! Не будете же вы меня с иконой до вокзала провожать?
– Андрей, что происходит?! – крикнула Юля. – Бабушка, что ты делаешь?
Похоже, из нас троих она одна не понимала, в чем дело. Значит, старуха знала, что я мертвец. Но я не собирался ничего рассказывать. Пусть бабка попробует объяснить, зачем она с иконой на человека бросается – посмотрим, как Юлька ее слушать будет!
– Со мной ничего. А у бабушки явно что-то… не в порядке. Ладно, я ухожу.
– Почему ты морщишься?
Чтобы не щуриться от яркого света, я отвел глаза в сторону.
– Потому что мне больно на все это смотреть, – серьезно ответил я и пошел прочь.
– И никогда не приходи сюда! – проговорила бабушка вослед.
– Андрей! Бабушка! Что вы делаете?! – растерянно крикнула Юлька, но я зашагал еще быстрей. Ничего, пусть помучится!
Да, поговорил. Неизвестно, кто еще с кем разобрался. Возвращаясь на станцию, я злобно пинал ногами валявшиеся на тропинке шишки. Если б не Юлька, я взял бы эту икону и… Ладно, проехали. А Юлька сама позвонит. К гадалке не ходи! Я ее знаю. Что бабка ей расскажет? Что я – мертвец? Да внучка сама психиатрам позвонит! А то, что я от иконы пятился, скажу, из вежливости: не стану же я со старушкой драться.
Пришел домой и, не снимая обуви, завалился на диван. Долго и злобно смотрел в потолок, представляя, как выхватываю из бабкиных рук икону и разламываю об ее голову…
– Андрей, тебя к телефону! – из-за двери крикнул сосед. У нас коммуналка, и телефон общий, в коридоре висит. Я нехотя встал и вышел за дверь. Предчувствия не обманули.
Звонила Юля.
– Бабушке стало плохо! Из-за тебя! – плача, выкрикнула она в трубку. – Ее в больницу увезли! Я говорила, чтобы ты не приезжал!
– Юля… – я не был готов к такому, и ее слова выбили меня из колеи. Я был зол, но не на Юльку. – Я не хотел…
– А чего же ты хотел? Ну, зачем ты приехал?!
– Я с тобой хотел увидеться!
– Ты все испортил! Ты никогда меня не слушаешь! Я просила тебя, как человека, а ты!
Она швырнула трубку.
– А я и не человек, – прошептал я, слушая гудки.
…Я включил «Manowar» и высунулся в окно, разглядывая прохожих. От вчерашней размолвки навалилась хандра. Такая, что даже полюбившиеся песни не могли разогнать. Я смотрел на снующих по своим делам людей, и хотелось плюнуть им на головы. Или что-нибудь сбросить. Хотя они тут ни при чем. Злоба на этот мир исподволь захватила так сильно, что я наскоро оделся и выбежал на улицу. Я решил идти к Архипу. Наверное, правильно он говорил тогда: нечего мертвецу среди людей делать!
«Иду топиться», – с веселой злобой думал я, направляясь к Обводному. И представлял, как на глазах у всех встану на парапет и рыбкой сигану в воду. А еще можно взобраться на какой-нибудь из Американских мостов. Эффектно. Интересно, долго искать будут? А скорее всего никто и не заметит. «Муравейник живет. Кто-то лапку сломал – не в счет…» – пел когда-то Цой. Так и есть.
Я открыл, что люди раздражали меня. Своей суетливостью, звенящим в ушах гомоном, а главное – дурацкой целеустремленностью. Все они куда-то шли, спешили, что-то делали. Зачем? Зачем вся эта суета, когда завтра, а может, уже сегодня – ты умрешь? Попадешь под трамвай, свалишься с крыши или банально утонешь? Меня смешили хачики в огромных кепках, молодежь с торчащими из ушей проводами, толстые тетки в облегающих одеждах, похожие на перевитую ниточками колбасу. Роскошные «гробы» на двадцатидюймовых колесах с полным комфортом везли хозяев жизни прямиком в ад, и я хохотал до упаду. Никогда не думал, что Питер – такой смешной город…
Лишь мамы с колясками не вызывали смеха. Они хотя бы знали, для чего живут. Вот их будущее, прямо перед ними. А у меня что?
На Обводном, как всегда, пробки. Тысячи автомобилей стоят, уткнувшись друг дружке в вонючие задницы, и ждут момента, чтобы сдвинуться еще на метр. Кто-то лезет напролом, подрезая остальных, ему возмущенно сигналят. Остановившиеся на перекрестке менты лишь усугубляют всеобщую сумятицу.
Игнорируя светофор – мертвецу не пофиг? – я пошел сквозь пробку. Хотелось вскочить на капоты машин и попрыгать по ним. Пусть побегают за мной! Но не стал. Воспитание, будь оно неладно, а если точнее – комплексы. Ведь любое воспитание – это закладывание комплексов. Я умер – но так и не освободился от них. Но впереди еще много времени…
Я шел вдоль берега, размышляя, что и после смерти добро осталось добром, а зло – злом. Мир не виноват, что я умер и стал тем, кем стал. Быть может, это я виноват, что мир такой, какой он есть?
На противоположной стороне остановилась иномарка. Я слышал, как внутри грохочет музыка. Как только люди не оглохнут? Двери открылись, кто-то вышел, и музыка зазвучала сильней. Знакомая мелодия. «Крэнберрис». Хорошая песня. «Ин е хэ-эд, ин е хэ-ээ-эд, зомби, зомби, зомби-и-и!» Вот черт! Как будто издеваются! Я едва расслышал звонок на мобильный. Хорошо, что «вибра» включена, так бы и пропустил.
– Але?
– Привет, Энди, проверка связи! – сказал Костик. – Как дела?
– Хреново.
– Что так? Чего делаешь?
– Топиться иду.
– Ты в своем репертуаре, – засмеялся Костя. – Ладно, не кисни, я тебе работу нашел!
«Какую еще, на хрен, работу, – подумал я. – Какая, к чертям, работа нужна мертвецу?»
– Один кент оттуда уходит, так что вакансия свободна. Свежий воздух, работа с землей… Угадай, кем?
– Могильщиком?
Костя снова рассмеялся:
– Что за шутки у тебя… мертвецкие?
– Какая жизнь.
– Короче, не могильщиком, а озеленителем. В садово-парковом хозяйстве или что-то в этом роде. Не суть. Работа – самое то, если б я уже не устроился – сам бы пошел. Ну, и платят нормально. Не так, как было на твоей овощебазе.
– Лучше не вспоминай, – сказал я.
