Я пишу тебе, надеясь, что ты вспомнишь обо мне. Очень тоскую по Инумия. Милая моя, прижми её к груди: утром выпало много снега и очень холодно».
«Дождусь ответа здесь, а потом пойду к государю, — решил он. — Если, как вчера, он начнёт читать письмо… Не приятно».
Некоторое время он оставался в своей комнате.
Во дворце в тот день находились второй советник министра Судзуси, старший ревизор Правой канцелярии Суэфуса, второй советник министра Тададзуми и множество другим придворных. Среди них были многие сыновья Масаёри.
— Почему ты не хочешь, чтобы я услышал твоё чтение? — упрекнул друга Судзуси. — Разве мы давным-давно не обменялись клятвами в дружбе? Я хотел послушать тебя, и оставив дома жену, сам трясясь от холода, пришёл сюда именно для этого. И что ж? Никакого толку, ни одного слова не слышно. Разве ты не можешь читать немножко громче?
— По велению государя я читаю, не могу же я кричать. А кроме того, если с утра до вечера читать громко, не хватит голоса, — ответил Накатада.
— Но вчера же ты читал так громко, что и падающий снег не помешал твоему голосу подняться к самому небу, — сказал Судзуси. — Я подумал тогда, что это читает великий учёный и нынешних, и будущих времён и что, выпив вина, он увлёкся и читает с силой, потрясающей нам души. Вчера твой голос можно было слышать отчётливо. Увы, я не запомнил ни одного слова. Накатада, ты любишь ставить меня в смешное положение: ни с того ни с сего, например, начинаешь играть на кото, и я бегу, как журавль, с голыми ногами и делаюсь посмешищем всего двора.
— Ты очень впечатлителен, — заметил Накатада. — Наверное, и сейчас не сможешь приступить к своей службе, пока не услышишь чтения.
— Не читай так, как будто ты хочешь скрыть свои слова, — попросил Судзуси. — Читай естественным голосом.
— Мне придётся спрятать свои книги в каменный китайский сундук, — пошутил Накатада.
— Не хочешь ли ты замуровать их? — спросил Судзуси.[83]
— Тогда и хозяина их нужно замуровать вместе с ними, — засмеялся Накатада.
— Если бы мы жили в золотом веке, в эпоху просвещённых правителей, такие книги можно было бы и не скрывать, — вступил в разговор Юкимаса. — Я слышал, что эти книги долго хранились в тайне от всех. И это правильно. Они не предназначены для столь низких людей, как мы. Кто способен их понять?
В это время прибыли подарки от Фудзицубо: большой кувшин из лазурита, доверху наполненный едой, высокие чаши из лазурита со свежей и сушёной снедью, миски с фруктами, уложенными горкой, большие кувшины из лазурита с вином, мешки, шитые серебром, с грушами из провинции Синано и сушёными ягодами ююбы, серебряные бутылочки с соком ремании.[84] Ещё там были корзинки с углём с равнины Оно. Подарки расставили перед господами, и все начали любоваться ими, обнаружили ещё большой серебряный кувшин и котелок для супа из свежих трав; его вогнутая крышка была похожа на обычную глиняную, но была сделана из чёрных благовоний. Около ручки котелка была поставлена женская фигурка, изображающая сборщицу свежих трав. В письме, прикреплённом к ней, рукой Соо было написано:
«В Касуга-поле,
Снег разгребая,
Первую зелень,
Мой милый,
Для тебя собираю.
Не попробуете ли вы суп, приготовленный из этих трав?»
К котелку были приложены маленькие золотые ложки в форме тыквы-горлянки, а на подносе — горкой уложены фазаньи ножки. При виде этого придворные, собравшиеся вокруг подарков, громко рассмеялись.
Услышав шум, император подумал: «Почему сегодня придворные появились так поздно и почему они так шумят?» Он через щёлку заглянул в зал и увидел, что собравшиеся, разложив снедь на тарелках, принялись за еду. В то время, когда подали вино, появился Мияхата с веткой, обсыпанной снегом, к которой было привязано письмо на красивой бумаге из провинции Муцу.
— Письмо от принцессы, — возгласил он и плавно покачал веткой.
— Нельзя перед всем миром оповещать о письме, в которое дама вложила своё сердце, — остановил его Судзуси.
— Сегодня ещё куда ни шло, но вчера он так же завопил перед государем. Совершенно не различает, где пучина, где мели, — прямо беда! — сказан Накатада и, взяв письмо, начал читать.
Стоя за занавесью за его спиной, император мог прочесть без труда:
«Ты написал, что тревожишься из-за отсутствия новостей от меня, но думая, что ты всё время находишься возле императора, я боялась, что он увидит моё письмо. Помнит ли он ещё обо мне?
Себя без труда
Вижу такой,
Какой была я когда-то.
И мнится, что только
Собою я и была.
Всё равно я полностью не могу выразить своих чувств. Мне кажется, что только сейчас я начала понимать, что такое наш мир. Ты спрашиваешь об Инумия. Моя мать не спускает её с рук».
«Если они часто посылают друг другу такие письма, вряд ли он относится к ней легкомысленно, — решил император. — Задержу-ка я его ещё немного у себя и понаблюдаю за ним». На душе у него стало легко. Он возвратился к себе, ничем себя не обнаружив.
Придворные продолжали пить вино и шумно веселиться. Они решили ответить на записку Соо, смастерили фигурку старика и положили возле неё рисовый колобок. Накатада написал:
«Будешь ли есть
Ты одна
Первую зелень,
Что собрана в снегу,
Платье своё замочив?
Время есть суп ещё не пришло».
Когда всё было съедено, Накатада решил возвратить посуду Фудзицубо; аккуратно собрав её, он сказал Соо:
— Я возвращаю всю эту посуду с надеждой, что завтра опять получу угощение. Если под рукой не будет посуды, вряд ли успеет ваша госпожа всё приготовить вовремя.
Соо эти слова очень рассмешили.
— Вы только и знаете, что говорить вздор и видеть всё в ложном свете. Из вас вышел бы неплохой прислужник в буфетной. Но вот что странно: чашки не могу досчитаться. Поищите-ка у себя в рукаве! —
