призовёте к себе Пятую принцессу, я буду только рада. Может быть, она подумает, что Вы приглашаете её по причине моего отсутствия, но надеюсь, у неё будет возможность изменить своё мнение. Я прекрасно Вас понимаю. Если отрёкшийся император очень беспокоится о своей дочери, так поскорее пошлите ей письмо.
Чуть забрезжит восток,
Вновь перед глазами встаёт
То утро,
Когда, плача,
Мы расставались.
А знаете ли Вы, что я думаю о росе?[162]
Разве только
На стебли бамбука
Слёз льётся река?
Всё платье моё
Мокро до нитки…»
— Архивариусу на этот раз вручите вот это, — распорядилась она. И Корэкосо наградили нижним платьем и вышитой шёлковой накидкой.
В доме Масаёри ничего интересного не происходило, всё было очень чинно. В первом восточном флигеле проживала четырнадцатая дочь со своим мужем, старшим ревизором Правой канцелярии, Суэфуса, во втором — одиннадцатый и двенадцатый сыновья министра: Тикадзуми, бывший одновременно архивариусом и младшим военачальником Личной императорской охраны, и Юкидзуми, глава Ведомства двора наследника престола, и прислуживающие дамы. Когда всё семейство Масаёри проживало у него в усадьбе, скучно не было, но после того, как все разъезжались, оживлённо бывало только во время визитов сыновей к отцу.
— Мне бы хотелось возвратиться в тот дом, где раньше жил Судзуси, — сказала Фудзицубо матери.
— Как можно жить одной в таком просторном доме! — воспротивилась та. — А вдруг все, кто был в тебя влюблён, узнают, что ты вернулась к нам, и сбегутся сюда? А если и не прибегут… Многие таят на тебя злобу, и всегда найдётся кто-нибудь, у кого появится желание очернить тебя. Это может привести к большим неприятностям. Хотя у нас и тесно, оставайся здесь.
— Кто сейчас вспоминает обо мне? — ответила Фудзицубо. — Давно, когда жила я здесь взаперти, кто-то, может быть, мною и интересовался: а вдруг она окажется самой обычной Девицей? Но после того, как я возвысилась и низкие люди распустили про меня гадкие сплетни, меня только презирают и ненавидят.
— Если кто-нибудь из бывших влюблённых и объявится, всё равно выдающихся людей между ними не найдётся,[163] — сказал советник Сукэдзуми.
— А вдруг будут и выдающиеся? — возразила сестра.
— Нет, такого быть не может, — сказал Масаёри. — Когда и я сам, и влюблённые подвергались из-за тебя немилости, это только служило мне к чести <…>. Много говорили и так, и эдак, но вспоминая о том времени, я всё больше убеждаюсь, что это было время процветания. Всё-таки нам нужно быть осмотрительными, чтобы не давать повода к пересудам.
— Кто же обо мне плохо говорит? — спросила Фудзицубо. — Если обращать внимание на всех сплетников, нельзя и шагу ступить. Я слышала, что Санэтада по-настоящему несчастен. Недавно я послала ему письмо, он был очень обрадован и ответил мне: «Сейчас я собираюсь уйти в глухие горы и принять монашество». Если бы такую верность проявлял не человек, а какая-нибудь бессмысленная тварь, и к ней чувствовали бы расположение.
Всём её слова показались странными.
— Кроме нашей семьи, все Санэтада очень жалеют, — промолвил Тададзуми. — Прекрасно, что и ты относишься к нему с сочувствием.
— Совсем нет, — ответила она. — Просто среди всех, кто когда-то меня любил, один он до сих пор меня не забыл. Кого ещё можно назвать? Акоги и другие прислужницы часто писали ему коротенькие ответы.
— Многие продолжают любить тебя. Разве не так? — спросила её мать.
— Сейчас, кроме Санэтада, нет ни одного, — ответила Фудзицубо. — Никто не сохранил ко мне преданности. Мне говорили, что когда я начала свою ненадёжную службу во дворце, иные пришли в отчаяние, кто-то ушёл в монахи. Как горько мне было такое слышать! Лучше бы я вышла замуж за того, кто глубоко любил меня! Только об этом нельзя говорить. Кроме того, часто мне бывает очень тяжело, тоска охватывает меня,[164] — заливалась она слезами.
Её мать и советник Сукэдзуми поняли, на что она намекает, и им стало очень тяжело. Остальные же ни о чём не догадывались.
— В то время я совсем не знала жизни, и мне было всё безразлично. Но когда я сейчас вспоминаю всё, мне становится так больно! — продолжала Фудзицубо.
— Тебе, конечно, не следует находиться в доме, где живёт так много народу, — сказал Сукэдзуми. — Я первый, и все другие, каждый раз по двое, будем охранять твои покои. И — мы все, мужчины, женщины и даже дети, мы всем сердцем надеемся, что скоро ты будешь нашей повелительницей.
— Ах, что ты говоришь! Разве это возможно? — возразила Фудзицубо. — Если Насицубо родит мальчика, быть ему наследником престола. А если Пятая принцесса не отправится в отчий дом, супруг будет навещать её, и она забеременеет… Ведь в вопросах престолонаследия никаких правил нет, и случается, что наследником престола объявляют не первого сына.
— Да, неизвестно, как обернётся дело с Насицубо, — согласился Масаёри. — В нашем государстве всё делается по желанию Накатада и Канэмаса. Тадамаса, левый министр, — дядя Насицубо. Все, начиная с меня самого, вынуждены склоняться перед желаниями Накатада. Не скажу, чтобы он был упрям или зол. Но все в его присутствии робеют и, естественно, подчиняются его словам. Наследник престола следует воле императора, а так как государь любит Накатада, то Канэмаса с сыном делают всё, что им вздумается. И если они посоветуют объявить сына Насицубо наследником престола, то без сомнения так и будет. И я ничего тут возразить не смогу. Ведь императрица — сестра Канэмаса, и её отчий дом — всё это семейство <… >.
— Увы, трудное положение! — вздохнул Сукэдзуми. — Но это всё разговоры. Если даже у Насицубо родится сын, Накатада не станет интриговать в его пользу. Он сейчас относится к сыновьям Фудзицубо с большой теплотой. В день крысы, истратив все семь видов сокровищ, он сделал удивительные игрушки. Одевшись в нарядные одежды, отправился к детям и своими руками кормил их. Император питает к нему большое доверие; и я, со своей стороны, не могу заметить в нём тайного коварства.
— Вот то-то и оно! Даже мои собственные дети расположены к нему! — вышел из себя Масаёри.
— Почему среди тех, кто будет охранять Фудзицубо, нет меня? Я тоже хочу быть полезным, — вступил в разговор Тададзуми.
Он стал составлять распорядок: «Юкидзуми <…> Тикадзуми быть при Фудзицубо не может, так как он занят на службе в Императорском дворце. В покоях Фудзицубо поставим одного человека.[165] Если двое в течение шести дней будут охранять её, то это выйдет шесть пар». Тададзуми составил список своих младших братьев, которые должны нести охрану. «А
