остальные пусть прислуживают Фудзицубо при трапезе», — приписал он, подписал и передал бумагу Мияако.
— Отдаю это тебе, — сказал Тададзуми. — Прикрепи к столбу в покоях Фудзицубо. Тех, кто будет небрежно относиться к обязанностям, ругай, даже и своего старшего брата.
Мияако, явно довольный, взял бумагу.
— Но пока мы здесь, не проводить ли тебя в тот дом? — предложил сестре Сукэдзуми.
— Я чувствую себя не очень хорошо и хотела бы побыть в покое и отдохнуть. Я ещё вернусь сюда, — ответила Фудзицубо и отправилась в бывший дом Судзуси.
Все без исключения прислужницы четвёртого и пятого рангов сели в экипажи, и Фудзицубо переехала в сопровождении большой свиты. Сыновей её посадили в экипаж, а толпа домочадцев следовала за ними.
— Интересно, почему Фудзицубо отправилась туда? — задумчиво произнёс Масаёри.
— Да, что-то тут не так, — ответила его жена. — Не решила ли она, что отношение к ней здесь изменилось?
— Щекотливое положение! — вздохнул Масаёри. — В своё время о ней повсюду только и говорили, и я был вынужден отправить её на службу к наследнику.
— Не надо тревожиться, — успокоила его жена. — Отдав её служить во дворец <…>. Но слыша, как он, приходя во дворец, играет на кото, она, должно быть, по молодости завидует.
«А скоро он начнёт учить играть на кото Инумия. Вот тогда-то моей дочери наверняка придётся завидовать», — подумал про себя Масаёри.
Всё в доме, где находилась Фудзицубо, было устроено очень красиво. Вдоль ручьёв пышно цвели махровые горные розы, вокруг пруда стояли сосны с ветвей которых свисали глицинии. Великолепные вишни, клёны и другие деревья чаровали взор. Были устроены водопады и скалы — нигде в другом месте такого не увидеть, Судзуси, имевший особый талант к разбивке садов, устроил всё самым замечательным образом, несмотря на то, что этот дом был его временным жилищем. В западном флигеле утварь сверкала даже ночью, такой утвари нигде больше не сыщешь. Главное помещение было выстроено по образцу дворца Чистоты и Прохлады, но из-за скромной обстановки сходство с императорскими покоями скрадывалось. Помещение было разделено на две части: восточную и западную. В восточной поселили старшего сына Фудзицубо с четырьмя кормилицами, двумя юными служаночками и двумя служанками низших рангов. Всё здесь было предусмотрено. Восточный флигель отвели дамам, прислуживающим Фудзицубо. Во многих других помещениях располагались разные службы, начиная с домашней управы. В двух восточных флигелях поместились Мияако и второй сын Фудзицубо, а на запад от них — его кормилица. В западном флигеле расположилась прислуга сыновей наследника престола и слуги самой Фудзицубо, а кроме того множество знатных дам четвёртого и пятого рангов. В следующем флигеле поселились слуги братьев Фудзицубо, в западном коридоре — другие прислужники. К юго-востоку от дома стояли ворота. Дом был просторен, но народу в нём жило так много, что было тесно. Братья Фудзицубо появлялись здесь каждую ночь, с большим запасом коробок из коры кипарисовика, наполненных едой, и ходили перед покоями сестры и перед служебными помещениями.
От правого генерала доставили написанные на бумаге разного цвета четыре свитка прописей, которые были привязаны к усыпанным цветами веткам, а на имя Соо Накатада прислал письмо:
«Я сам должен был бы Вам всё это принести… Прописи для наследника престола, о которых мне было приказано, я отнесу во дворец. Четыре же свитка прописей, которые я отправляю с посыльным, предназначены для Молодого господина. Пожалуйста, передайте, что они недостойны того, чтобы он по ним учился, но поскольку госпожа изъявила желание, я поспешил его выполнить».
А в конце было приписано: «А какие прописи нужны Вам самой? Для меня было бы честью…»
Свитки принесли Фудзицубо, и она начала их рассматривать. Свиток, прикреплённый к ветке горных роз, был написан на жёлтой бумаге, и сверху стоял иероглиф «весна», написанный уставным почерком. К ветке сосны был привязан свиток на зелёной бумаге, и на нём скорописью был написан иероглиф «лето». К ветке цветов унохана был привязан свиток на красной бумаге, написанный по системе «Собрания мириад листьев». Сначала шло стихотворение «Небо и земля»,[166] написанное почерком не мужским и не женским,[167] а затем стихотворения, первое из которых было написано мужским почерком, то есть каждый знак отдельно, а последующие различными почерками.
«Сколько раз
В жизни моей
Писал иероглиф «весна»!
Но ни один из них
Не похож на другой…»
Женским почерком было написано:
«На ученья тропе
До сих пор
В потёмках брожу.
О, если б мой почерк
Был похож на птичьи следы!»[168]
Опять же женским почерком:
«Если б мой почерк
Полёту птицы
Мог уподобиться,
Стопа тетрадей моих
Достигла бы облачных высей».[169]
Нижеследующее стихотворение было написано знаками катакана: [170]
«Не забывай,
Что верное сердце
Ни в одном
Из миров
Не должно измениться».[171]
