колебался, опасаясь, что это будет Вам неприятно, ведь Вы отвергали признания множества влюблённых. А тем временем — может быть, это следствие моих молитв? — Вы благополучно разрешились от бремени. Я бесконечно этому рад. Наверное, вокруг Вас много народу, поэтому я не решался писать и так дотянул до сего дня. Погрузившись мыслями в прошлое, я забывал обо всём на свете, — что же мне сказать?
Думал в тоске, что скоро
Долго буду блуждать
На тропах к последнему рубежу.
И вдруг вдалеке услышал
Пеньё кукушки.[211]
Мою жену опекает теперь мой старший брат. Вы об этом, по-видимому, знаете. Если бы для Вас я занял место покойного Накадзуми, как говорил мне Ваш батюшка, я вряд ли стал бы уезжать в Оно. На днях собираюсь отправиться туда, но скоро вернусь в столицу. Пожалуйста, иногда призывайте меня к себе».
Фудзицубо сказала Хёэ, что нужно ответить ему, и продиктовала:
«Благодарю Вас за Ваше письмо. Мне хотелось ответить Вам самой, но я ещё чувствую себя очень слабой. Во время нашего свидания я сделала одно замечание, которое вряд ли пришлось Вам по вкусу. Похоже, что от моих разговоров толку мало, и Вы собираетесь удалиться в Оно. Перебирайтесь куда-нибудь поближе, как делают благоразумные люди. Тогда, вспоминая о Вас, я смогу сразу же с Вами говорить».
Внизу она велела приписать:
«Вы писали: „Буду блуждать'. Но если нет,
Обещает, кукушка,
Что если в горы глухие
Путник не возвратится,
Услышит он пеньё,
Которое редко кто слышал.
Ваше стихотворение полно печали».
Хёэ написала также письмо от себя и послала всё Санэтада.[212]
Санэтада, прочитав письмо Фудзицубо, подумал: «Она поняла моё настроение и написала мне».[213]
Советник Санэёри прошёл в покои госпожи Сёкёдэн и сказал:
— Я вчера был в императорском дворце, и наследник престола велел передать тебе: «После смерти твоего отца время проходит — а на сердце всё печальнее! Но что же поделаешь? Такое горе суждено испытать всем. Старайся не предаваться слишком скорби. Что ты сейчас делаешь?»
— Как? — вскипела госпожа, — у меня нет тайных мужей, и я не получаю любовных писем, как эта Фудзицубо. Похоже, что именно таких жён, как она, наследник и ценит.
— К чему эти речи? Кто тайно посещает её? Разве мы не связаны с Фудзицубо родственными узами? Не говори подобного! — урезонивал её брат. — ‹…›
— Никто из прислуживающих наследнику не скажет доброго слова об этой воровке. Ей какой-то чёрт ворожит! Супруги наследника — принцессы или дочери знатных сановников, но он на них и не смотрит. Дни и ночи наследник проводит с Фудзицубо, а остальные прислуживающие ему дамы изнемогли от скуки. Фудзицубо отправилась в родительский дом, тогда Пятую принцессу призвали в покои наследника — и вот у неё нет того, что бывает каждый месяц, она нездорова. И мне наследник прислал письмо. Когда наследник не присылает писем своим супругам, никто не поможет — ни гадальщики, познавшие науку Тёмного и Светлого начал, ни боги, ни будды.[214] ‹…› Ах, если бы принцесса родила мальчика! Тогда она заткнула бы ей рот и раздавила бы эту Фудзицубо, которая беспрерывно рожает и чванится этим: вот, мол, я какова!
— Все в стране уверены, что сын Фудзицубо будет нашим государем, а она сама — матерью императора. Некоторые думают о сыне Насицубо, но вряд ли сбудутся их надежды. А Пятая принцесса если даже и родит ребёнка, сможет ли добиться расположения наследника престола? — рассуждал Санэёри.
— Ах, надоело! Оставь меня! — рассердилась Сёкёдэн.
Глядя на неё, Санэёри думал, что она ведёт себя совершенно недостойно.
В доме появился Санэмаса и заговорил с братьями.
— Я ездил на гору Сига и показал жене Санэтада завещание нашего покойного отца, — рассказывал Санэмаса. — Я предложил, чтобы она переехала ко мне, но она ответила: «Мне-то сейчас уже к чему? Но возьмите с собой мою дочь». Она была в полном трауре. Мне хотелось поглядеть на жену брата, которую он оставил, и хотя она от меня пряталась, всё-таки я увидел её. О её красоте говорить нечего, но и Содэмия очень хороша собой. Долгое время они терпели лишения и сейчас, в траурных платьях, выглядят осунувшимися, но обе намного прекраснее дам, которые в своей жизни не знали страданий. Дочь — красавица удивительная, на неё так и хочется всё время любоваться. Волосы у неё очень длинные, она перекинула их со спины на грудь — очень красивы и длиной, наверное, в семь сяку, и лицом она прекрасна. И на такую-то дочь мой брат не обращает внимания и вынуждает её прозябать в глуши! Что за жестокое обхождение! Разве красивые и умные дочери не служат к чести родителей? О том, какая Фудзицубо красавица, ты знаешь только по рассказам и тем не менее сгубил и себя, и свою жену с детьми. Содэмия вряд ли уступает той, о которой ты мечтаешь и по поводу которой ты так безумствовал. Больно смотреть на всё это. Поскорее перевези их, — выговаривал он брату.
— Это можно было сделать раньше, — ответил тот, — но я так долго не был у них, что они меня, по- видимому, забыли, да и своих отношений с женой я совсем не хочу возобновлять. Помести их в усадьбу, которую оставил отец, и время от времени, пожалуйста, навещай их. Я же отправлюсь в Оно и буду жить там, пока не спадёт жара. Я буду наведываться в столицу, когда смогу, в зависимости от обстоятельств.
— Зачем тебе сейчас возвращаться в Оно? И государь, и придворные сожалеют, что ты столько времени провёл в Оно. С кем бы я ни встретился, все спрашивают о тебе, и на сердце у меня становится тяжело. Сейчас нашего отца не стало, а нас, братьев, не так уж много. Не возвращайся больше в Оно. Для чего тебе жить как путнику, далеко от своего дома? Да и устроено там всё очень неудобно. Не веди больше такую жизнь, как раньше, а поселись в своём доме вместе с дочерью. Тебе нет никакой необходимости покидать столицу, — уговаривал брата Санэмаса.
— Может быть, потому что мы перенесли страшное горе, я чувствую себя очень плохо и хотел бы купаться в горячих источниках. Я останусь жить там, но время от времени буду приезжать в столицу, — пообещал тот.
Санэмаса произнёс:
— Сейчас, когда отец
В путь последний пустился,
Прошу я,
Чтобы хоть ты
Больше нас не покинул.
