Накатада очень беспокоился, велел провести церемонию очищения, заказывал молебны о выздоровлении. Он никуда не отлучался из дому. Поскольку госпожа Дзидзюдэн не могла быть рядом с дочерью, Накатада всем занимался сам. Он всё время приглашал врачей, гадальщиков, искусных в науке Тёмного и Светлого начал, заклинателей.
Как-то раз он говорил с принцем Тадаясу:[221]
— Когда Фудзицубо приехала в родительский дом, мне хотелось нанести ей визит и поговорить с ней, но всё время в её покоях находились её отец и кто-нибудь ещё. Сразу после её приезда пошёл к ней, но там было очень много народу, и я ушёл, ничего не сказав. Похоже, что она прекрасно понимает желания других. Сколько труда она положила, чтобы сделать Санэтада вторым советником!
— Но о моих желаниях она, вероятно, не догадывается, — усмехнулся Тадаясу.
— ‹…› И моя бабка ей об этом говорила, — сказала Первая принцесса.
— Что толку! Меня все презирают, а если я сделаю какой-нибудь промах, никто не приходит мне на помощь. Когда я был моложе, я часто имел возможность приблизиться к Фудзицубо, но я раздумывал о чувствах всех, кто окружает нас здесь ‹…›. Если бы в те годы я был таким, каков я сейчас, я бы не мешкал.
— Ах, как ты можешь это говорить? — ужаснулась принцесса. — Такие намерения оскорбят кого угодно! ‹…› И в шутку нельзя говорить подобное!
— Все так говорят, — ответил Тадаясу. — Я знаю, что даже люди с тонкой душой думают именно так. Но сейчас такие времена, что не стоит об этом и помышлять. Если в мире всё будет спокойно и Масаёри станет первым министром, Фудзицубо со мной обязательно страшно рассчитается. Я в этом уверен.
Принцесса с испугом посмотрела на него. Как раз в это время в покои вошёл Накатада.
— Сейчас я говорил с врачом, он сказал, что у тебя всего лишь жар. Гадальщик же говорит, что тебя мучает какой-то дух. Поэтому я послал письмо наставнику Тадакосо из часовни Истинных слов. Если он придёт, я попрошу его выполнить нужные обряды. Меня настойчиво зовёт к себе мой отец — там какое-то важное дело. Я сейчас отправлюсь туда и сразу же вернусь, — сказал он и отправился на Третий проспект.
— Вы звали меня, и я хотел сразу же навестить вас, но дома жена моя больна, госпожа Дзидзюдэн находится в императорском дворце, и смотреть за женой некому. Поэтому я не мог приехать раньше, — сказал Накатада.
— Я об этом ничего не знала, — огорчилась его мать. — Как она сейчас себя чувствует? Почему ты нам не сообщил? Я бы поехала и ухаживала за ней.
— Не знаю, в чём дело. Мне сказали, что это злой дух. Она ничего не ест. Со вчерашнего дня её положение ухудшилось, — рассказывал Накатада.
— Ох, беда! — воскликнул Канэмаса. — Обязательно надо навестить её. А не ждёт ли она ребёнка?
— Не похоже на это, — ответил Накатада. — Когда она была беременна, она так не страдала. А что у вас случилось?
— Я получил письмо от императрицы. Не понимаю, почему, но вот что она пишет: «Конечно, такие вещи случаются сплошь и рядом, но сейчас в мире царит беспорядок, вокруг неспокойно, и все уверены, что это самое важное дело в Поднебесной». Я хотел посоветоваться с тобой. Наследник престола всё время жалуется, что Насицубо давно уже находится у меня, и она собирается отправиться во дворец сегодня вечером. Но если возвратится и Фудзицубо, моя дочь будет как аромат для одежды.[222] Не будет ли это как с мышью и колонком?[223]
— О чём же пишет императрица? — спросил Накатада. — Чем я могу помочь? Для вас это дело очень важное.[224] Из-за этого я должен буду отдалиться от жены и всей её семьи — разве это не мучительно? Скажите ‹…›, о чём пишет императрица. Лучше бы не обращать особого внимания на её письмо.
— И я считаю, что так было бы лучше, — ответил Канэмаса. — Дело очень сложное, и я склонен думать так же, как ты. Возвращайся поскорее домой. Завтра утром я навещу вас.
Накатада покинул усадьбу отца. Насицубо в сопровождении многочисленной свиты в двадцати экипажах возвратилась во дворец наследника престола. Сын Насицубо остался у её матери, на Третьем проспекте.
Вернувшись домой, Накатада прошёл к жене.
— Как ты себя чувствуешь? Я ходил к отцу — он прислал письмо и звал меня. Дело оказалось важным, но я толком не разобрался и поспешил домой. Насицубо сегодня вечером отправляется к наследнику престола, но я её сопровождать не буду. Скоро должен прийти святой отец.
В это время доложили о прибытии Тадакосо.
— Проводите его сюда, — распорядился Накатада и велел положить подушки на веранде.
«Святой отец — прекрасный человек», — подумал Накатада и, надев верхнее платье, вышел ему навстречу. Тадакосо был в очень красивом облачении из узорчатого шёлка. Фигура, лицо — всё было в нём замечательно. Он прибыл в сопровождении свиты из десяти человек, красивых и прекрасно одетых, кроме того с ним было десять молодых монахов и тридцать служек. Он прибыл в новом экипаже, украшенном листьями пальмы арека.
Войдя в срединные ворота, служки остались во дворе, а сопровождающие и монахи поднялись и расселись на веранде.
— Мне случалось видеть вас во дворце, но не имея особого повода, я никогда с вами не заговаривал, — обратился Накатада к монаху. — Я с давних пор восхищаюсь вами и тем не менее не мог проявить к вам должного почтения.
— Я и сам хотел встретиться с вами и огорчался, что не получаю от вас приглашения приехать молиться о вашем здравии, но неожиданно такая просьба пришла. Возможность увидеть вас меня очень обрадовала, — ответил Тадакосо.
— Благодарю вас. Я же опасался, что вы сюда не придёте, потому что я слишком ничтожен для вас. Ведь часто вы не отвечаете на приглашения государя… Чрезвычайно вам признателен за то, что вы пожаловали. Я позвал вас потому, что с последнего дня прошлого месяца жена моя больна, и ей становится всё хуже и хуже. Врачи и гадальщики сказали, что это злой дух. Мы делали всё, что в таких случаях предпринимается, но ничто не дало результата, и я хочу просить вас, живого Будду-врачевателя, помочь нам. Пожалуйста, выполните обряды в течение нескольких ночей.
— Надеюсь служить вам всем сердцем, но когда вы назвали меня живым Буддой, я так испугался, что хотел бежать от вас, — ответил монах. — Меня часто приглашают в разные дома. Принцесса, дочь императрицы, сейчас тоже больна, и меня звали к ней, но я не поехал, потому что сначала мне хотелось навестить вас.
— Как я сожалею, что из-за меня вам пришлось отложить визит во дворец! Но прошу вас, пожалуйте во внутренние покои.
И Накатада, велев приготовить места для сидения, ввёл монаха в дом.
— Пожалуйста, пройдите к жене, — сказал он.
В южной части передних покоев были поставлены красивые ширмы, воздух, как обычно у Накатада, благоухал.
В это время распорядительница из Отделения дворцовых прислужниц выговаривала принцессе:
— Так вести себя — это непростительное ребячество, ведь ваше недомогание совсем не от злого духа. Вы ничего не сказали мужу, и он страшно встревожился. А сейчас молитвы о вашем здравии должен читать тот, которого называют живым Буддой, но он-то, молясь, сразу поймёт, в чём дело. Оторопь берёт. Сказали бы сами генералу о вашем положении.
— Я так страдаю, что теряю голову. Наверное, пришёл мой последний час, — простонала принцесса.
