— Принцессе писать трудно…
Накатада находил всё это очень забавным и улыбался.
— Буду писать от твоего имени, как пишут указы государя. Смотри! — сказал Тадаясу.
«Хотела лично ответить тебе, но не могу держать кисть. Не знаю почему, но всё ещё чувствую себя плохо. Сегодня утром была вынуждена отправиться в эту поездку. Когда же я получу от тебя следующее письмо — утром или вечером?
Если ты помнишь
О бурных потоках,
Где когда-то
Обряд совершали,
То и меня не забудь!
Я же думаю о тебе всё время. Всё то, что ты прислала для Инумия, съел Накатада, сказав: „Хоть благодаря дочери поем досыта”. А почему мне ты ничего не прислала? Я очень обиделась», — писал принц.
Накатада же спросил у матери:
— Готовы ли подарки для посыльного?
Были приготовлены однослойная накидка с прорезами, вышитая шёлковая накидка и штаны на подкладке. Накатада вручил их посыльному.
Посыльные же, отправленные в столицу с форелью, возвратились очень быстро. Они передали дамам письма и теперь принесли от них ответ. Дочь главы Палаты обрядов писала:
«Мы живём недалеко друг от друга, но писем от тебя я не получаю. Вдруг пришло послание, написанное твоей рукой! Давно
На нашу равнину
Небесный рыбак
Не спускался.
Кто же открыт
Ему небесную дверь?[241]
Ты пишешь, чтобы я никому рыбу не давала. Как ты добр ко мне!»
— У неё ничего нет, но она всегда старается всё отдать кормилице, а сама ничего не ест, — проворчал Канэмаса, показывая письмо жене.
Госпожа прочитала и сказала:
— Да, правда…
Господам подали угощение. Еда на подносах была разложена очень красиво. Форель приготовили разными способами. Перед всеми гостями были поставлены столики со многими подносами. Накатада прошёл к жене.
— Ты что-нибудь ела? — спросил он её. — Надо что-нибудь поесть.
— Ничего она не ест, — сказала его мать. — Только сосёт колотый лёд!
— Как! Этого-то как раз и нельзя делать!
— Раз ты так говоришь, мне ещё больше хочется, — ответила ему жена. — Если мне не будут давать льда, я вообще ничего не стану есть. И раньше мне говорили: того нельзя и того нельзя — но я ела всё, что хотела. Ну и что?
— Лучше бы мне этого не слышать. Ты всё время прекословишь мне, когда речь касается еды. Здесь главный медик, спроси у него.
Он обратился к главе Лекарственного ведомства. Тот ответил:
— ‹…›.
— Вечно одно и то же. Ведь очень жарко! — не слушала его принцесса.
— Пусть тебя обмахивают веерами, — сказал Накатада и повёл её в задние покои ‹…›.
Принцесса попросила льда. Слуги мелко накололи его, завернули в листья лотоса, положили в чашку, и правитель провинции Оми отнёс её в покои. Взяв чашку, Накатада поставил её перед женой. Она немного съела и сказала:
— Мне было лучше, а ты меня опять рассердил. Пожалуйста, не приходи сюда. Уходи.
— Раньше ты такого не говорила. Уж не злой ли это дух? — засмеялся генерал.
‹…›
Приползла Инумия и стала ломать всё, что попадало ей под руку.
— Не ходи везде, где придётся, — сказал ей отец. — И девочкам не положено ничего ломать. И на веранду, где сидят посторонние господа, выходить нельзя.
Наступила ночь. Развесили фонари, зажгли масляные лампы. В час свиньи[242] хозяину доложили: «Для церемонии очищения всё готово». С алтаря, устроенного в доме, лили много воды, которая стекала по уложенной камнями дорожке, низвергалась водопадом и текла подобно реке Ои.[243] На веранде были поставлены столбы, между ними повешены занавеси, расставлены ширмы. Туда вошли Первая, Вторая и Третья принцессы. Для матери Накатада тоже повесили занавеси между столбами, и она прошла за них. Перед лестницей, спиной к перилам, сели министр и четыре господина, прочие господа тоже заняли свои места. Глава Ведомства Тёмного и Светлого начал выполнил церемонию очищения. По двору провели лошадей, с которых свисали пучки волокон. Все сняли верхнюю одежду. Первая и Вторая принцессы сняли верхние однослойные платья из узорчатого шёлка, Третья принцесса — вышитую шёлковую накидку, мать Накатада — белое однослойное платье. Мужчины все сняли с себя что-то из платья.[244] Церемония окончилась поздно. Господа сели за музыкальные инструменты. Первая принцесса выбрала японскую цитру, Вторая — цитру, мать Накатада — лютню. Поставили переносные занавески, скрывающие дам от мужчин.
— Ах, как жарко! — сказала Первая принцесса, отталкивая японскую цитру, и перешла к занавеси. — Здесь гораздо лучше. — Она оперлась спиной о столб и заиграла на лютне. ‹…›.
Из-за гор чуть-чуть показалась луна девятнадцатой ночи. Мать Накатада написала на веере:
«Богам подношенья творя,
Обряд очищенья свершая,
Вместе снова и снова
Будем мы ждать
Светлой луны появленья», —
и передала его Первой принцессе. Та написала так:
«Радостно боги,
Должно быть, взирают,
Как мы долгую ночь,
Играя на цитрах,
Ожидаем луны появленья».
