— ‹…› — обратился к жене Накатада.
— Госпожа сегодня совсем ничего не ела, — сказали ему дамы, находившиеся при ней.
— Так не годится, — промолвил он. — ‹…›
Принесли рис с водой но принцесса закрыла глаза и даже смотреть на него не захотела. Накатада, посадив на колени Инумия, стал кормить дочку рисом.
— Я знаю, какая ты заботливая мать, — сказал он жене.
— Как жарко! выйдем на веранду, — попросила она.
— Вчера вечером я беспокоился, но сегодня я не собираюсь проводить ночь на веранде,[246] — ответил он и лёг в покоях. Потом велел слуге: — Пошлите поскорее кого-нибудь ко Второй принцессе. Мне послышалось что-то подозрительное.
Кормилица похолодела от страха: «Как же он услышал?» Заметив, что Тикадзуми расположился на веранде, Накатада подошёл к нему.
— Прекрасно! — сказал он. — Сейчас здесь находится Вторая принцесса, и поэтому сюда пожаловали такие свирепые воины, как ты. В каком-нибудь другом месте это, наверное, было бы необходимо, но там, где нахожусь я, подобная помощь смехотворна.
У Второй принцессы ещё не спали, и кормилица, дрожа от страха, сидела сама не своя.
На небе забрезжила заря. Решётки были подняты. Между покоями Второй принцессы и жены Накатада стояли высокие ширмы. От других покоев комната младшей сестры была отделена переносными занавесками. Накатада подумал, что другого такого случая увидеть Вторую принцессу не представится. Жена его крепко спала, и он, встав на скамеечку-подлокотник, заглянул в соседние покои через ширмы. Рассветало. Принцы, начиная с Тадаясу, спокойно спали. Вокруг Второй принцессы были поставлены переносные занавески, но ленты их были подняты. Принцесса как раз встала помочиться, и Накатада мог прекрасно её разглядеть. Она была в белом однослойном платье из узорчатого шёлка, волосы спутаны со сна, весь её облик дышал невинной красотой. Проснулась её младшая сестра, она была ещё совсем ребёнком, но в ней уже проступало благородство. Накатада восхитился, как хороши все дети госпожи Дзидзюдэн.
Весь следующий день было прохладно, господа приказали ловить форель, а вечером гости возвратились домой. Хозяин подарил Тадаясу и другим принцам лошадей и соколов. Госпожам, начиная с Первой принцессы, он преподнёс золотые ‹…› коробки, в которые было положено множество редкостных вещиц. Для Инумия в маленькую коробку положили пищу, так ей понравившуюся накануне. Кормилицам дали по полному наряду. Сопровождающие дамы получили накладные волосы.
Гости покинули усадьбу.
После этого Канэмаса отправился к Насицубо на церемонию очищения. Он попросил Накатада приготовить пять экипажей. С ним ехали Третья принцесса и молодые господа.[247] После церемонии очищения они совершили приятную прогулку и через два дня возвратились домой.
Дочь покойного главы Палаты обрядов в сопровождении близких людей отправилась в трёх экипажах на Восточную реку. Канэмаса с ней не поехал, но наказал правителю провинции Оми:
— Госпожа отправляется на Восточную реку для обряда очищения. Вели поставить экипажи недалеко от реки, наловить форелей и приготовить их для неё. Она совсем как ребёнок, даже удивительно; сама ничего не может сделать, и я за неё беспокоюсь.
Госпожа совершила обряд и благополучно возвратилась домой.
Фудзицубо собралась для церемонии очищения отправиться на мыс Карасаки.[248] Её сопровождал сам Масаёри и множество его сыновей. Когда экипажи выезжали из усадьбы, жена Масаёри сказала:
— Пусть едет впереди твой экипаж.
Фудзицубо же принялась возражать:
— Нет-нет, пожалуйста, становитесь вы вперёд.
Они уступали друг другу дорогу, и ни один экипаж не трогался с места. Сопровождающие не знали, как им быть. Наконец Масаёри приказал одному экипажу Фудзицубо ехать впереди. Все, кто мог видеть Фудзицубо, приходили в изумление от её красоты.
Прибыв на мыс, Фудзицубо очень торжественно выполнила церемонию очищения, после чего возвратилась домой в сопровождении отца и всей свиты. Братья по очереди охраняли её покои.
Проходило время, и из Восточного дворца поступали жалобы, что уж очень медлит Фудзицубо с возвращением. Наследник престола то предавался печали по этому поводу, то начинал гневаться и всё время посылал ей письма.
Посыльный архивариус рассказывал:
— Говорят, что наследником престола будет объявлен сын Насицубо. Господин мой стал усердно заниматься государственными делами. Днём он совсем не приходит к своим жёнам, а в последнее время даже музыкой не занимается.
Фудзицубо то отвечала наследнику престола коротеньким письмом в одну-две строчки, а то и ничего не отвечала. Все при этом ахали и укоряли её: «Разве так можно? Ведь это в высшей степени невежливо. Да ты унижаешь своего господина!» И к Масаёри, и к Фудзицубо всё чаще и чаще приходили посыльные от наследника престола: архивариусы, придворные высших рангов, его личные телохранители. У старшего сына Фудзицубо собиралось много народу, и все относились к нему как к будущему наследнику престола. Глядя на это, все в семье Масаёри в смятении думали: «А вдруг всё-таки наследником будет провозглашён сын Насицубо?» — и тревога их была беспредельна. В храмах заказывали молебны, делали подношения богам и буддам. Наступил двадцатый день седьмого месяца.
Как-то вечером принц Тадаясу пришёл в западные покои и завёл такой разговор с Фудзицубо:
— С тех пор, как ты находишься в родительском доме, я несколько раз хотел поговорить с тобой, но всегда здесь толчётся много народу. Я хотел бы сказать тебе лично о моих чувствах теперь, когда уже повзрослел. Я упустил счастливый случай…
— С годами удобный случай иногда приходит вновь, — ответила Фудзицубо. — Я сейчас ничем не занята и могла бы беседовать с теми, кто этого желает, но меня все забыли.
— Я тебя совсем не забыл. Как ты думаешь, почему я до сих пор живу один?
— Ты, наверное, ждёшь какую-то необыкновенную девицу.
— Ты многим отвечаешь на письма, написала бы, хоть изредка, и мне что-нибудь. Я уже устал ждать, — укорял он Фудзицубо.
— Желая получить ответ, ты очень многим отправлял послания. Чего же ты хотел от меня? — усмехнулась она.
— Я скажу тебе настоящую причину того, почему до сих пор живу бобылём. Отовсюду я получал предложения о браке, но не могу забыть, как ты равнодушно относилась ко мне, и даже мысль о женитьбе не приходит мне в голову. Но если ты теперь не столь равнодушна, как раньше, думай иногда, что я тайно продолжаю любить тебя.
— Странные речи, — произнесла Фудзицубо. — Если бы ты и открылся мне, я не могла бы относиться к тебе иначе… Ты же не чужой мне человек. И говорить с тобой я могу, потому что мы родственники.
В это время в покои вошёл Мородзуми, желая о чём-то сообщить. «Прямо как назло! Зачем только его принесло», — с раздражением подумал Тадаясу и прекратил разговор с Фудзицубо.
Масаёри, Тададзуми, Тикадзуми и Юкидзуми отправились в Кацура. [249] Тадаясу и его братья говорили между собой: «Ах, если бы в этом очаровательном месте можно
