Витька сел. Саднило локти. Болело колено. Душа болела!
– Чего она лезет-то! Не знает еще, а лезет! – выкрикнул он.
– Ты откуда такой? – спросил парень.
– Из Лени… – Витька запнулся.
Девчонка засмеялась, подошла ближе. Было в ней много любопытства, но еще больше желания подраться.
– Из Лени… С Лены, что ли?
– Из Петрограда.
– А чего тебя сюда занесло?
– Я, может, к Чапаеву пробирался.
– Ишь ты, и в Питере Василь Иваныча знают, – сказал парень.
– А как же, кино было…
– Заговаривается… – Девчонка покачала головой, губами почмокала. – Сильно тебя казаки по кумполу треснули.
Раненый красногвардеец, который тоже смотрел с любопытством и даже с весельем, если можно так сказать об измученном вконец человеке, спросил:
– Кто отец?
– Рабочий.
– С какого завода?
– С Кировского – с Путиловского.
– А чего ж ты так вырядился? Как анархист.
Витька потрогал шкуру красную махайродовую, шпагу потрогал. А шляпа фетровая мушкетерская с белым пером валялась на полу.
– Так… Промахнулся я.
– Не верю я ему, – сказала девчонка. – Ну, ни единому словечку не верю. Ишь, какие штиблеты на нем. Я таких отродясь не видывала. – Она пнула Витьку по ноге. Витька лягнул ее в ответ.
– Да, что-то ты крутишь, – согласился красногвардеец.
Девчонка вдруг схватила Витьку за локоть, впилась больно жесткими тонкими пальцами в тело.
– А ну, покажь руки!
Витька нехотя показал.
– Ясно, врет, что он рабочий сын. Мозолев нету.
– У меня же отец рабочий, – возмутился Витька. – А я же сам в школе учусь.
– А после школы? – Девчонка наседала на Витьку и руками размахивала. – Дров напилить-наколоть. Ребятишек меньших понянчить. Мамке полы вымыть помочь. Картошку почистить, ну и буржуйскому какому сынку или поповичу по скуле съездить. Деньжат подработать при случае. Нет, и не ври, не пролетарские у тебя ручки. – Девчонка ткнула Витьку в бок жестким своим кулаком, как костяшкой. – Признавайся, к какой партии принадлежишь?
– Да к нашей.
Девчонка так и взвилась.
– К ихней! Видали, ферт. Он к ихней партии принадлежит. Монархист? А может, эсер? Эсдэк? Кадет?
Витькино гражданское сознание напряглось все. Он закричал фальцетом:
– Я тебе как врежу! Пионер я!
Девчонка с облегчением перевела дух.
– Ну вот – сам сознался. Не выдержал моего допроса. И до чего же буржуазия хитрая – новую партию организовали, чтобы наше революционное сознание обманывать.
– Наша это партия! Коммунистическая! – заорал Витька истошным голосом.
Девчонка ничуть не смутилась.
– Меньшевик, значит, – сказала она.
– Врешь – большевик!
Девчонка глянула на Витьку с откровенным, даже насмешливым недоверием. Затем ее взгляд выразил жалость, сочувствие и понимание.
– Ну зачем же ты врешь? – спросила она. – Или тебе сдобные булки приелись? Горького захотел?
– Большевик, – сказал Витька тише. – Говорю – большевик.
– Побожись.
– Коммунисты в бога не веруют! – отчеканил Витька.