– Я считаю за собой долг, – произнесла она, – вот вернется брат, отдаримся.
– Иди. – Кузнец махнул рукой. Янира вышла. Нарьяна, уже в седле, явно ее поджидала, и через мгновение обе пустили коней в галоп, поднимая снежную пыль.
– Эдак ты всех мужиков в становище очаруешь, рыжая, – засмеялась Нарьяна, когда они отъехали. – Гляди, джунгарки ревнивые.
– Нечего было нож мой ломать. А так – по справедливости, – немного покривив душой, сказала Янира. Особенности торга Нарьяне знать незачем.
– Хороший Ягут мужик. И кузнец хороший, – не обратив внимание на ее оправдания, Нарьяна придержала лошадь и поехала шагом. – Мне он, когда туго было, тоже много добра сделал.
– И сейчас помогает? – чуть лукаво спросила Янира. Они уже приближались к дому.
– И сейчас, – кивнула Нарьяна. – Слыхала, мечи согласился сделать. У женщины-то все по-другому устроено, ей мужским мечом махать несподручно. Да только и говорить не надо – сделает Ягут мне мечи так, что лучше не бывает. У него просто нюх на верную балансировку. Ежели на заказ возьмется сделать – не будет лучше.
– И что, будете с мечами тренироваться? – затаив дыхание, спросила Янира.
– Так тренируемся уже. Деревяшками пока, – поморщилась воительница.
Янира набрала в грудь воздуха, зажмурилась. И произнесла ее. Свою самую заветную просьбу.
Пожалуй, теперь понятно, почему Тулуй взял его с собой. Людям хотя бы чуть более избалованным жизнью, чем Илуге, это путешествие должно было показаться хуже подземелий Эрлика и всех ужасающих духов подземного мира, вместе взятых.
У косхов по крайней мере ритм жизни был определен: перемещения и торговля летом, а зимой – выделка кож, шитье одежды, тканье, – словом, все, что требует оседлости. Зимой роды, в другое время кочующие по степи на довольно значительном удалении в поисках лучших пастбищ, собираются вместе. Заходят друг к другу поболтать, или одолжить чего, или, наоборот, одарить подарком. Не без умысла, понятно. Еще по зиме начинаются осторожные разговоры о том, кто к кому зашлет сватов, чтобы весной справить свадьбу. Девушки и парни тоже по юртам не сидят – бегают быстрыми веселыми стайками вокруг кольца юрт, а за ними с веселым лаем мчатся пушистые собаки…
Зима – время мира в степи, потому как редко кому придет в голову выйти в поход по глубокому снегу, да с риском попасть в метель. Во время неспокойное иные играют свадьбы, едва ударит первая оттепель, чтобы оставить себе надежду на продолжение рода. Этим же обычаем чересчур прыткие любят объяснять, почему это невеста к весне непраздна, да так, что и широкой свадебной одеждой того не скрыть. Хорошее время, Илуге любил его.
По-другому у джунгаров. Этим и зима нипочем. Зимние походы более почетны, чем летние, а потому те, кто хочет удалью щегольнуть, ждут зимы. И Тулуй из числа таких. Почему летом не отправился? А так – только зря людей морозить.
Всего с собой Тулуй взял четыре ладони воинов. Никаких запасных лошадей. Никаких припасов. Ему, правда, Тулуй распорядился дать меч и лук, другие взяли то оружие, которое было по душе. У иных к седлу приторочена праща, а у кого – и секира с устрашающим, взблескивающим на свету лезвием. То есть вроде бы и по мирному делу, а все равно как в набег. Илуге хоть и опасался Тулуя, втайне гордился: вот, хотел быть воином – и идет с воинами в настоящий поход. Остальному научится. А если нет – все равно умрет воином. Не стыдно – так.
Сначала степь тянулась монотонными пологими взгорками, изредка попадающимися лесками. Ехать было скучно, и джунгары, насидевшись в юртах, развлекались как могли: кто песню орал, а кто пускал коня в галоп и уходил вперед.
Тулуй ехал, жмурил глаза, нимало не заботясь о прокорме для своего отряда. Знал просто, что его молодцы с пустыми желудками спать не лягут: еще полдень едва миновал, а шестеро парней, переглянувшись с Тулуем, молча развернули коней к очередной колке. «Хорош тот вождь, воины которого и без него знают, что делать, – подумал Илуге. – И, значит, Тулуй хороший вождь».
Только вот что это означает для него? Воины из отряда держались с ним спокойно, но отчужденно. Илуге нет-нет, да ловил на себе настороженные взгляды, но, стоило ему обернуться, лица вновь делались непроницаемыми. Воины Тулуя верны своему вожаку, и все решит то, как сам Тулуй покажет. Даст понять, что не держит зла за случившееся, – быть Илуге в дружине. Захочет отыграться – у него найдется достаточно помощников.
К вечеру те, кто отлучился, вернулись с тушей дзерена. Илуге чувствовал себя неуверенно и неловко, когда садился за общий стол, – он ведь знал, что, доведись ему участвовать в охоте, с него пока будет мало толку. Мясо было просто восхитительно, тем более что оно было посолено – довольно большая редкость в степях. Соль придавала ему новый, непривычный, изумительный вкус. У косхов соль добавляли только в блюда, предназначенные для хозяйского стола, или вяленые для заготовки впрок.
– На землях джунгаров находятся единственные соляные копи в Великой степи, – встретив его взгляд, отвечал Тулуй. – Мы – ее хозяева. То, что мы привезем с собой сейчас, можно будет обменять у кхонгов на их мечи и украшения, у мегрелов – на их знаменитые кувшины и охру, или у охоритов – на их соболя. Весной потребности в соли больше, потому что она имеет ценное свойство сохранять еду от гнили. Зимой это за нее делает мороз.
– Далеко еще? – осторожно спросил Илуге.
– Увидишь, – неопределенно ответил вождь, но Илуге порадовался и тому, что тон вождя был самый обычный. Не враждебный.
Ехать пришлось еще два дня. Местность ощутимо изменилась: степь с пологими холмами и редкими зарослями начала сменяться все более густеющим лесом. Березовые перелески сменились елями, заслонившими свет своими величавыми, таинственными вершинами. Лес оставлял неуютное ощущение для Илуге, привыкшего к открытому, просматриваемому горизонту. Ему казалось, что он зажат, стиснут со всех сторон.
Снег здесь лежал глубокий – вечный степной ветер цеплялся за вершины и не проникал внутрь. Уши, привычные к его монотонному свисту, звенели от тишины. Но лес жил своей скрытой жизнью – Илуге видел, как вспархивают с осыпанных снегом ветвей тетерева, как на снегу петляют заячьи и лисьи следы… Ночью слышался далекий вой волчьей стаи, идущей по следу кабарги или изюбра.
Спал Илуге плохо, постоянно вздрагивая и просыпаясь. Джунгары тоже притихли, – видимо, мрачноватая чаща давила и на них. Теперь они не могли ехать рядом и растянулись в длинную цепочку, стараясь попадать в след идущей впереди лошади, чтобы меньше проваливаться, и движение замедлилось.
Илуге понял, что они у цели, когда Тулуй объявил неурочный привал, выехав на обширную унылую прогалину с торчащим здесь и там сухостоем. Место было на редкость неприветливое. Скорее всего весной и летом здесь разливается вонючее болото. Однако джунгары, казалось, обрадовались ему. Разбили стоянку у кромки леса, и под слоем снега обнаружились следы старых кострищ.
Отряд разделился. Половина воинов осталась, стаскивая с округи хворост и с треском обламывая сухостой. Несколько человек, спешившись и проваливаясь в глубокий снег, наладились в глубь леса, прихватив луки. Тулуй, Илуге и еще пятеро проехали вперед, пока не вышли к круглому пятачку, явно расчищенному человеческими руками.
Шахта была практически незаметна постороннему глазу: наполовину запорошенная снегом дыра в земле, на дне которой масляно блестела черная вода. Журавль для подъема воды был разобран, и, пока джунгары не подняли и не установили его, Илуге и не отыскал бы его в беспорядочном с виду нагромождении бревен.
Тулуй поставил его к журавлю. Воду поднимали с помощью огромных деревянных бадей, которые оказались спрятаны в шахте. Полная бадья шла наверх тяжело, Илуге приходилось всем телом повисать на рычаге. Руки скользили по оструганному дереву. Потом двое мужчин тащили бадьи к лагерю, шумно выдыхая облачка пара в неподвижный воздух. Его бородка и усы тоже быстро покрылись инеем.
Когда Илуге через какое-то время обернулся, чтобы посмотреть, что происходит и утереть вспотевшую шею, он увидел, что под снегом, в замаскированных землянках скрывалось на удивление много приспособлений. Огромные железные противни с высокими бортами для выпаривания воды. Кирпичи. Длинные деревянные черпаки для помешивания. Формы для прессования, в которых соль формовалась в
