– Насколько я понял, мне стоит… просто не мешать ей, когда она вернется, – язвительно сказал Илуге, набираясь храбрости.
– Насколько ты понял, я мог бы уже сотню раз забрать себе твое тело, – отрезал великий Орхой. – Так что советую обзавестись уважением. Может пригодиться.
Глава 12
Отрезанные волосы
В столицу пришла зима. Здесь она вступила в свои права почти на целый месяц позже, чем в Восточной Гхор, и была той самой зимой, которую И-Лэнь так ждала в детстве: просто однажды ты просыпаешься, отодвигаешь промасленную бумажную штору, ведущую в сад, – а в нем все запорошено сверкающим, нарядным, белоснежным покровом. Мягкие хлопья снега лежат на поникших прядях сухой травы, тонких веточках сливы и все полно волшебства. Отмахнувшись от толстой надоедливой няньки, И- Лэнь выбегает во двор и с наслаждением оставляет на белоснежном покрывале следы маленьких ног, старательно составляя из них иероглиф счастья. Если она все сделает правильно – обязательно станет счастливой. Но тут следом во дворе появляется ее сестра И-Тоси, и обе девочки, не выдержав, принимаются бросать друг в друга пригоршни пушистого снега, восторженно визжа: снег означает близкий Новый год, сладости, подарки, гулянья на реке и много-много счастливых веселых дней. Празднества в честь Нового года продлятся весь месяц Утреннего Снега, каждый день которого заполнен разнообразными обрядами – публичными и семейными, вроде составления и прочтения гороскопов.
И-Лэнь давно не верила в свои гороскопы. Например, гороскоп на этот год обещал ей «ветер, возносящий на вершину горы». А она потеряла мужа, и теперь день за днем, луну за луной меряет шагами свою комнату да аллеи великолепного парка господина Тоя. И-Лэнь последнее время вообще никого не могла видеть, даже О-Лэи. Ожидание сводило ее с ума. Прошло уже две полных луны с ее приезда. После того разговора с дядей все в ней полнилось надеждой, даже уверенностью в том, что господин Той сделает что-то такое, что в конечном итоге поможет восторжествовать справедливости. Однако господин Той попросту пропал, не появляясь в своей загородной резиденции и ограничиваясь краткими записками, которые присылал с управляющим или почтой. Записки носили исключительно хозяйственный характер и никак их не касались.
Сад расцветал золотом и багрянцем. Узкие длинные листья ирисов, поникая, свисали в темную воду, извилистые дорожки и павильоны причудливых форм вечером и поутру купались в густых туманах. После такой прогулки подол платья мгновенно вымокал, но И-Лэнь продолжала гулять именно в это время: так было меньше шансов кого-то встретить, кроме двух-трех садовников или подметальщиков, с немым изумлением смотревших ей вслед.
Понимая, что О-Лэи так же, как и она сама, изнемогает под бременем ожидания и неопределенности, И-Лэнь с согласия госпожи Ю-тэ пригласила к девочке учителя каллиграфии. О-Лэи занималась с учителем все утро, а после ей отводилось несколько часов на собственные упражнения. О-Лэи не без труда выпросила у матери кисти, которыми пользовались ее отец и дед, – это был один из лучших наборов для рисунка тушью. В нем было двенадцать кистей на изысканных подставках в виде трубящих слонов: жесткие кисти из волчьей шерсти, конского волоса и щетины свиньи для нанесения четких графических штрихов, широкие мягкие кисти для растушевки, тонкие кисточки из беличьего хвоста и женских волос для прорисовки мелких деталей.
Такому искусству можно отдать всю жизнь – и до конца не постигнуть его, говаривал господин Хэмуду, дед О-Лэи. Сам он большим мастером не был, но умел ценить хорошую работу и собрал дома неплохую коллекцию. Он же в свое время учил маленькую О-Лэи находить смысл и красоту в скупых мазках кисти, оценивать, как «говорит» незаполненное пространство листа и как намек на линию может сказать больше, чем сама линия. Обучение О-Лэи нравилось и отвлекало ее.
Но И-Лэнь знала, как долго они могут провести в своем бесцельном ожидании. Императорский двор жил несоразмерно неторопливой жизнью. В перерывах между крупными дворцовыми празднествами практически ничего не происходило, и люди убивали время за игрой в шашки сэ или обсуждением обитателей двора. Сплетни, слухи и интриги были самым привычным занятием дворцовой челяди, из-за чего, казалось, даже занавеси здесь источают яд. И-Лэнь достаточно времени провела при дворе, чтобы знать это. И еще она знала, что каждый новый обитатель становится объектом неприязни, открытой или тайной – в зависимости от того, что от него ожидается получить. Дружбе, любви и прочим проявлениям лучших человеческих качеств здесь было не место – более того, проявляющий их рисковал показаться безнадежным простаком. Но она могла побороться на равных, если бы знала, что своей игрой не испортит партию дяди, а он явно не торопился предоставлять ей такую возможность. Это могло значить что угодно – начиная от того, что он выжидал удобный момент, и заканчивая тем, что попросту забыл о неожиданно возникшей в ее лице обузе. Последняя мысль пугала И-Лэнь, но она приходила ей в голову все чаще.
Остальные обитатели дома сторонились их обеих, но И-Лэнь все равно поняла, что за благополучным фасадом в доме Первого Министра тоже каждый ведет свою игру. Вероятно, изощренность мысли господина Тоя каким-то образом находила в его домочадцах свое отражение. Больше всего времени она проводила с Ю-тэ. Ю-тэ была явно проинструктирована мужем и как бы между прочим вводила И-Лэнь в суть текущих сплетен и расстановки сил. И-Лэнь и сама выспрашивала что могла, старательно запоминая все, включая характеристики, которые Ю-тэ давала всем имеющим вес царедворцам:
– Второй постельничий, Цу Дже – жадная, но осторожная крыса. Его слабость – молоденькие девочки, ему их поставляет какая-то старуха, покупая рабынь не старше четырнадцати в обнищавших деревнях. Его несомненное достоинство – поразительная память. Он умудряется помнить все детали внешнего облика императора на протяжении всей его жизни и помнит, кто во что был одет со времен, наверное, Императора Первой Династии. Госпожа А-сэ, новая Первая Фрейлина… А, так ты знаешь ее? Ну, возможно, твои сведения устарели. А-сэ овдовела и, по слухам, теперь ведет себя просто на грани неприличия, встречаясь со своими любовниками почти открыто. Говорят, на какой-то пирушке она приказала сжечь ширму, которой знатные женщины отгораживаются при разговоре с незнакомцами. Поговаривают, что императрица-мать уже недовольна этим…
Голова у И-Лэнь поначалу шла кругом от этой вереницы новых имен и сплетен о завязавшихся новых интригах и неожиданных последствиях старых.
Развязка наступила, как всегда, неожиданно. Просто однажды на рассвете в ее дверь постучали:
– Прошу вас подготовиться к дороге, госпожа. – За дверью стоял незнакомый слуга. – Господин Той послал за вами и просил прибыть по возможности без промедления.
– Хорошо, пришлите ко мне служанок. И велите разбудить мою дочь, – как можно ровнее сказала она, хотя внутренне задыхалась.
Это значило, что дядя хотя бы не забыл о ней. А дальше – будь что будет!
Разбуженная, в комнату вошла Ю-Тэ, стараясь за веером скрыть следы возраста, которые, как ей уже было известно, более явственны сразу после пробуждения. Дворцовый этикет к этому строг – женщине надлежит украшать своим присутствием, и появление на людях в неприглядном виде для нее столь же позорно, как и для мужчины потеря лица. Однако тетка пренебрегла этикетом, чтобы поддержать племянницу мужа. И-Лэнь почувствовала благодарность к этой умной спокойной женщине, которая поделилась с ней не только дворцовыми новостями, но и толикой своей мудрости.
– Спасибо вам, – низко, как кланяются матери и свекрови, поклонилась она на прощание. – Мгновения, проведенные в этом доме, стали для меня незабываемыми, а ваши советы – неоценимыми.
– Я думаю, очень скоро ты снова станешь фрейлиной, – тонко улыбнулась Ю-Тэ. – И тогда я рассчитываю на ответную любезность.
И-Лэнь, несмотря на серьезность момента, улыбнулась. Ее тетя все-таки удивительная женщина!
Появилась О-Лэи: в глазах никакого сна, на щеках горит лихорадочный румянец. Но, с удовольствием отметила И-Лэнь, ни прическа, ни наряд не выдают поспешных сборов. Критически осмотрев дочь, она слегка поправила складки платья и кивнула: пора!
В мягком сероватом свете зимнего утра двор выглядел пустым и тихим. За ночь мощеные плиты покрылись тонким, нежным слоем снега и прежний детский восторг коснулся сердца И-Лэнь, когда ее нога наступила на белоснежное покрывало, оставив на нем след маленькой туфли. «Вот так же мы вышиваем узор своей жизни», – почему-то мелькнуло в голове. И сейчас ее рука – или руки богов – сделала следующий стежок. Куда-то он приведет?
