— Теперь и я это понимаю. Но скажи мне, откуда ты могла это знать с самого начала? Откуда в тебе столько понимания, столько терпения — ты ведь отказалась бросить меня! И ты совершила чудо!
Слезы навернулись на глаза Генри.
В глазах Долорес играл отсвет дьявольского огня.
Глава X
10 декабря. Смею ли я верить. Я, кажется, нашла мужчину, женой которого хотела бы стать.
Это произошло вчера вечером. В «Сарди» был прием по случаю театральной премьеры: фуршет, уйма народу, толчея. Он стоял на другом конце зала, и наши взгляды встретились. Сначала мне показалось, будто мы знакомы, но второй обмен взглядами убедил меня, что я приняла желаемое за действительное. И тут я смутилась, сильно смутилась оттого, что мне так хотелось ощутить свою принадлежность человеку, которого я вовсе не знаю — просто его внешность мне понравилась. Настоящий мужчина, каких, должно быть, на свете не так уж мало.
Я старалась унять себя — чужой же человек — и уже почти примирилась с мыслью, что больше его не увижу, как вдруг он подошел и представился:
— Хэлло, меня зовут Гордон Лей.
Меня поразила его уверенность в себе, его очевидная мужественность и самоконтроль. Ему, должно быть, чуть больше тридцати, но он выглядит, пожалуй, старше из-за раннего серебра в висках и глубокого понимания жизни, которое так и светится в его темно-карих глазах.
— Кэролайн Ричардс, — ответила я и добавила: — Мне показалось, что я вас знаю, но я ошиблась.
— Уже знаете, — поправил он меня.
Мы посмотрели друг на друга, точно действительно давние знакомые.
Часа не прошло, как мы уже сидели вместе у «Мамы Лауры».
«Не может быть, — думала я, — не может быть! Неужели это реально, то, что происходит? Я так долго ждала этого, и теперь мне хотелось все отдать в руки Гордона, все мои чувства, всю себя».
— Здесь гораздо лучше, — говорил он, налегая грудью на стол. — Там было просто ужасно. Всегда ужасно на приеме по случаю провалившейся театральной премьеры.
— А вы что, на многих побывали?
— На слишком многих. Я практически жил в «Сарди».
— А сейчас, где вы практически живете?
— Два года назад перебрался в Калифорнию. Сразу же после развода. Театральные дела тоже бросил. Нью-Йорк — замечательный город, я его просто люблю.
— Замечательный для коротких наездов?
— Нет, я бы охотно жил в Нью-Йорке, если бы имел возможность. Но побережье открывает мне большой простор для работы — для режиссуры, для драматургии.
— Вы пишете и ставите все эти телесериалы? Я снимаюсь в их рекламе, но никогда не смотрю. Это и есть ваша работа?
— Это и есть. Но только я их смотрю.
— Вы и сюда приехали что-то ставить? Сейчас в Нью-Йорке очень мало что ставится.
— Нет, у меня выдалось время, и я приехал повидать дочь.
— Большая?
— Пять лет. — Его лицо посветлело. — Сексуальнейшая пятилетняя девочка на свете!
Нам было, что рассказать друг другу. В конце же нашего вечера вдвоем произошло нечто странное. Гордон неожиданно спросил меня:
— Что вы ожидаете от жизни?
Какой приятный сюрприз: Мел никогда не задал бы такого вопроса.
— Замужества и семьи, — честно ответила я. Последовала удивительная реакция. Гордон поднял брови, как будто в недоумении, — и ничего не сказал.
Меня смутила его реакция.
Гордон встал, легко коснулся губами моей щеки, пообещал, что скоро позвонит, и быстро ушел.
Пусть он позвонит мне побыстрей — пожалуйста.
14 декабря. В течение двух дней мы ближе узнавали друг друга. Он познакомил меня с дочерью. Сьюзен прелестна. Как бы я хотела, чтобы у меня была такая дочка! Мы повели ее в Центральный парк — вернее, она повела нас туда, в детский уголок, куда взрослые допускаются только в сопровождении детей.
Потом мы ели мороженое и ходили смотреть Санта-Клауса.
Столько есть в жизни радостей, к которым я и касательства не имею! Моделирование и реклама — чистая бессмыслица. Кажется, я уже готова считать эту работу пройденным этапом в моей жизни. Пора заняться настоящим делом.
А тут еще Гордон. Он и есть то самое, чего я ждала. Все так просто.
Но во мне идет противоборство чувств — старая история, когда знаешь, что влюбляешься, и говоришь себе: нет, нет, я боюсь. Вдруг его чувство окажется не таким, как твое, вдруг его привязанность окажется меньше твоей? В конце же концов приходишь к выводу, что все это ровно ничего не значит. Важно только мое чувство и моя способность выразить его. В моей жизни так долго никого не было, что потребность в любви преодолевает все тревоги и сомнения.
Я хочу, чтобы Гордон любил меня, хочу, чтобы наши отношения он воспринимал как совершенные. Я так надеюсь на его любовь! Но если даже этого не будет, что-то во мне настоятельно требует, чтобы я перестала сдерживать себя. Я готова удовольствоваться тем, что он мне даст.
15 декабря. Гордон заехал за мной на студию к семи часам. Мы приглашены на обед в доме его друзей.
Прелестная, со вкусом убранная квартира недалеко от Линкольн-центра. Мне там понравилось все — обжитой уют, горы книг, чуть не до потолка наваленные в гостиной, детские рисунки в рамках, развешанные в коридорах и на кухне, общая атмосфера старинного дома с высокими потолками. В камине горел огонь. Откуда-то слышались голоса детей.
Гордон даже с горничной здесь знаком, все были ему рады, все были рады всем. Я подумала, что так оно и должно быть, так же было когда-то у нас дома!
Я провела так много времени в окружении нью-йоркских задавак и плейбоев, что начисто забыла, как легко и просто быть счастливой и довольной. Всего-то и нужно быть в обществе обыкновенных, нормальных людей, которые нравятся друг другу и которым есть чем друг с другом поделиться.
Когда мы с Гордоном вышли, я рассказала ему, о чем думала. Он посмотрел на меня с какой-то странной, вымученной улыбкой и сказал:
— Это не совсем так, как тебе показалось. Эта семья ведет себя таким образом только при гостях.
— Но они явно счастливы вместе. Это же невозможно изобразить.
— И муж, и жена достаточно долго вращались в театральных кругах, так что изобразить они могут что угодно, особенно на публике. Можешь не сомневаться, у них есть свои проблемы.
Между нами быстро нарастала напряженность. Я постаралась разрядить ее и сказала с нарочитой легкостью:
— Ну, проблемы есть у всех!
— У людей семейных их больше, чем у прочих.
— Что ты имеешь против семьи?
— Семейственность — состояние противоестественное.
— Противоестественное? Почему?
