– Не-а, – помотала головой Розка, – я его не люблю.
В компоте плавали разваренные бурые сухофрукты, словно экспонаты в банке со спиртом. Розка всегда считала, что повара просто особо изощренным образом издеваются.
– Ну, так минералки возьми. Если люди в море начинают делать что-то странное, ищи диббука. Я так полагаю, «Титаник» из-за диббуков затонул. Там знаешь сколько эмигрантов в третьем классе набилось? И у каждого горстка родной земли в платочке. С тех пор на Западе гнилом на корабли мезузы вешают.
– Медузы?
– Мезузы, дура. Такая трубка, в ней слова из Торы, священной книги мирового сионизма. Диббук ее не любит. А у нас из-за обострения международной обстановки запретили вешать мезузы. Могендовиды чертить тоже запретили, уроды. Ох, Розалия, – он вздохнул и отхлебнул ее компот, – не хочу накаркать, но жди теперь особенно подлой катастрофы. Когда люди вдруг начинают глупости непонятные делать, одну за другой…
– Корабль утонет? – с замиранием сердца спросила Розка.
– И корабль тоже!… Диббуки, они вообще технику любят. И чем сложнее, тем лучше!
Он перевел взгляд с пустой тарелки на плакат «Хлеб – всему голова!» с изображением каравая, оплетенного колосками.
– Так получается, санитарная инспекция номер два занимается нечистой силой? – шепотом спросила Розка.
За спиной у Васи крепкая девушка, выложенная мозаикой из разноцветного кафельного боя, несла на плече сноп колосьев.
– Нет такого слова «нечистая сила», – строго сказал Вася. – Паразит второго рода, во-от.
– А они откуда берутся?
– Они вообще-то к естественной среде привязаны. К грузу. Почему, думаешь, на таможне так шерстят? Продукты животного и растительного происхождения, минералы… Если один эмигрант прихватит горсть земли, это еще ничего. А если таких эмигрантов тысяча? И у всех – по горсти родной земли! Поэтому все больше на грузовозах. Лес, фрукты, ну… руда… есть за что зацепиться.
– Но это же… – Розка осознала, что глаза у нее раскрыты так широко, что глазные яблоки начали сохнуть. – Вася, ведь бога нет…
– Кто тебе про бога говорит? – удивился Вася. – Марксистско-ленинская диалектика нас чему учит? Что мысль материальна! А если мысль материальна, она порождает что?
– Что? – тупо переспросила Розка, у которой голова окончательно пошла кругом.
– Материальный феномен. Это просто паразиты, Розалия. Ментальные паразиты. Их совокупное сознание порождает. На месте среда их давит, а вот если прорываются, наглеют. Вроде колорадского жука. В естественной среде он просто жук, жучок даже, а у нас – стихийное бедствие. Так что СЭС-один всяческие биологические объекты обезвреживает, типа жучка-долгоносика или палочки Коха, а мы – эти. Потому что, Розалия, – он помрачнел, – если прорвутся, пиши завещание. Когда парусники начали ходить, ну, за пряностями, туда-сюда, паразиты как поперли! Ты думаешь, почему чума тогда пол-Европы выкосила? Думаешь, почему за ведьмами тогда охота началась? Потому что чуяли звон, но не знали, где он, во-от. Не боись, – он дружелюбно потрепал ее по плечу и стал выбираться из-за стола. – Привыкнешь.
– А… если я расскажу кому-то?
– Кому?
– Ну, я не знаю.
– Скибе? Рассказывай, кто тебе мешает. Она в парикмахерской волосы стрижет, а ты, значит, нечисть ловишь.
– Откуда ты про Скибу?
– Я, Розалия, все знаю. Кстати, как ты думаешь, куда они там, в парикмахерской, обрезанные волосы девают? Почему, ты думаешь, ведомственные парикмахерские есть? И всякие шишки партийные только там стригутся? Потому что там доверенные люди работают и волосы уничтожаются сразу, а ты как думала?
Розка молчала, прикусив губу. Вася сначала казался ей тут самым страшным, потом самым симпатичным, почти своим, а сейчас опять стал самым страшным. Враг. Ее, Розки, враг. Откуда он знает про Скибу?
Чужой, враждебный мир взрослых, связанных круговой порукой, замкнул вокруг нее кольцо.
– Мне Катюша не нравится, – неожиданно для себя сказала Розка, – Петрищенко эта еще ничего, а Катюша… Когда она есть, как будто дышать трудно, или нет, словно свет гаснет, или…
– Катюша – ведьма, – равнодушно сказал Вася. – Потомственная. Берет она у тебя… Ты попробуй это… как бы в кокон себя посадить. Воображаемый. Может, легче станет. А может, нет.
Катюша – ведьма? Розка, честно говоря, не очень удивилась. Она подозревала что-то в этом роде; не может же человек ни с того ни с сего настолько давить одним только своим взглядом.
– А ты кто? – на всякий случай спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более небрежно.
– В каком смысле? – удивился Вася.
– Ну, колдун, или…
Розка пыталась скрыть неловкость за развязностью.
– Я этнограф, – сухо сказал Вася, – выпускник Красноярского университета. Специализировался по легендам и обрядам малых народов. А сюда по распределению попал. Это все из-за леса. Специфика тут такая – лесовозы и танкеры… В основном…
– Вася, – она судорожно порылась в памяти, – а что такое объект Д-8? Ну, которого заражение второй степени? Или третьей?
– Суккуб, – буднично сказал Вася.
Катюша, не скрываясь, отложила вязание.
– И как же оно, Васенька? – она вздохнула, подперла щеку рукой. – Как ваше ЧеПе?
– Не боись, – сказал Вася сквозь зубы, – прорвемся.
– А все почему? План надо было закрывать. Конец квартала. «Мокряк» торопился с разгрузкой, и ты, Васенька, поторопился. Пожалел их.
Вася заиграл скулами, но ничего не ответил.
– А если он до Москвы дойдет, а, Васенька? Он, похоже, у вас быстро бегает.
– Ты, Катерина, у нас сильная, – Вася прищурился и поглядел на нее тяжелым раскосым взглядом, – давай сходи вечерком… Может, вытолкнешь его. А боишься одна, с нами сходи. Вместе попробуем, может, и вытолкнем, вдвоем. Вместе, это, весело шагать… Друг друга надо держаться, во-от.
– Это, Васенька, не мой профиль, – сказала Катюша, доставая из шкафчика голубую дулевскую чашку. – Тебя зачем на работу брали? Вот ты и работай. Хотя если попросют меня, я подключусь, это само собой, только просить не ты должен, Васенька.
– Испугалась? – Вася оскалил острые неожиданно белые зубы. – Думаешь, начальство тебя попросит, на коленях подползет, по головке погладит? Сладко начальство любить, да, Катерина?
– Как скажешь, Васенька, – кротко сказала Катюша и опять придвинула к себе вязание.
– Ты меня, Розалия, дождись, – строго сказал Вася, – провожать буду. Я сейчас.
Он приоткрыл плотно закрытую дверь в кабинет, протиснулся сквозь нее и исчез из виду.
– А ты что стоишь? – обратилась Катюша к Розке, не знающей, куда деть озябшие красные руки. – Да еще с зелеными ногтями, как у упыря какого-то. Занялась бы чем.
Розка как раз прикидывала, не пойти ли к Чашкам Петри попить чаю. Чай они заваривали правильный, со слоником, и приносили из дому салатики в майонезных баночках и бутерброды с котлетами.
– Ах ты, мамочка, бедная Елена Сергеевна наша.
Катюша вновь принялась за вязание и в перерывах между словами продолжала беззвучно шептать, подсчитывая петли. Потом вдруг подняла голову и поглядела на Розку, весело блеснув глазами.
– Вот уж неприятность так неприятность! А все почему? Ответственная ведь работа. Дело делать надо, а не с любимчиками чаи распивать.
Она повернулась к Розке всем круглым телом и посмотрела на нее холодным липким взглядом.
– А ты меня держись. Я к тебе со всей душой. И ты ко мне с уважением.
– Ага, – невыразительно сказала Розка.
– Уволиться хочешь, – проницательно заметила Катюша. – Молодая, бойкая. Наглая. Кто тебя отпустит,
