— В это самое время я работала шофером на тракторном заводе. В автоцехе. Вот вызвали меня однажды в отдел кадров и говорят, что направляют в 8-е отделение милиции. У них там шофер обхитрил начальство, ушел добровольцем на передовую. А водитель им до зарезу нужен.
Я сначала отказывалась. Не женское, мол, это дело в милиции служить. Там и мужчине-то не всякому под силу, а про женщину и говорить не приходится. Опять же дедушка на заводе работал, маму твою — ей, как тебе сейчас, было тогда десять годков — не с кем было оставлять. А главное — боязно идти в милицию. Так и не дала я согласия...
Только на этом дело не кончилось. То ли на заводе меня так расхвалили, то ли нужда у них крайняя была, однако на другой день пригласил меня к себе начальник отделения милиции Костюченко. Долго рассказывал про работу, про обязанности. Вижу, надо помочь милиции. Вот так я и стала милицейским шофером.
— А про пистолет что же ничего не сказала? — напомнил Саша.
— Про это и вовсе говорить нечего. Такой порядок в милиции, чтоб все с оружием. А тогда фронт рядом был. Всякое приходилось...
— Бабушка, а этот твой начальник Костюченко хороший был? — не унимался внук.
— Кузьма Антонович-то? Он хороший. Много добра людям сделал. Уж не знаю, когда только он и спал. Милицией руководил, да еще к тому же командиром истребительного батальона нашего района был. Видал на пятнадцатом доме мемориальную доску про этот батальон?
— Ага, — подтвердил Саша. — Там написано, что здесь размещался истребительный батальон, который в августе 1942 года отстаивал тракторный завод. Бабушка, ну расскажи про все! Ну что тебе, жалко?!
— Да ну тебя! — с мягким укором произнесла Елена Григорьевна. — Тяжело про это, внучек, рассказывать. Сердце кровью обливается. Сколько у людей горя было... И какое ты время выбрал? Эдак мы проговорим и обед не успеем сготовить. А скоро папа и дедушка с завода придут. Аленушка из школы прибежит. Чем их кормить?
— Они не обидятся, — заверил Саша. — Ну, бабушка, милая. Расскажи, пожалуйста... — Внук с мольбой заглядывал Елене Григорьевне в глаза.
— Ох и настырный ты у меня! — развела руками она, сдаваясь. — Ну слушай, только, чур, не перебивай. А то собьюсь и забуду, о чем говорить. Дело, значит, было ночью в субботу, 22 августа 1942 года... — Елена Григорьевна умолкла, охваченная воспоминаниями. В ту далекую августовскую ночь ни она, ни многие другие еще не знали, какое тяжкое испытание выпадет завтра на долю Сталинграда...
Капитан милиции Костюченко откинулся на вытертую спинку сиденья машины, положил на колени портфель.
— В управление, Лена, — приказал он и устало закрыл глаза.
Газик стремительно помчался по затемненным улицам. Косясь на дремавшего начальника, Лена сбавила скорость. «Пусть поспит немного», — подумала она. Но Костюченко неожиданно открыл глаза:
— Поторопись, Лена. Совещание срочное. Прибавь газу.
Костюченко опять откинулся на сиденье, но не спал. Мысленно он прикидывал, чем вызвано это ночное совещание у начальника областного управления милиции Н. В. Бирюкова. На всякий случай надо быть готовым к любому вопросу. И про эвакуацию все точно доложить. И про охрану объектов. И чем опергруппы занимаются. «Обязательно попрошу начальство ребят поощрить, — рассуждал про себя Костюченко. — Хотя бы за этого немецкого лазутчика на Мечетке. На тракторный, сволочь, самолеты наводил ракетами...»
Машина резко затормозила.
— Что такое? — встрепенулся Костюченко.
— Военный патруль. Фонариком светят, приказывают остановиться, — пояснила Лена.
К газику с двух сторон подходили бойцы в касках, с винтовками.
— Кто такие? Документы! — потребовал старший.
— Милиция, — ответил Костюченко, подавая удостоверение.
Когда машина отъехала, Костюченко негромко попросил:
— Ты не забудь, напомни мне завтра. Справку надо тебе на машину. А то будешь одна ехать, посмотрят на твой комбинезон, да по ошибке отберут машину для какой-нибудь части. Ходи тогда, доказывай.
— Напомню, Кузьма Антонович, — откликнулась Лена.
Возле управления Костюченко выпрыгнул из машины.
— Возьми вот, — протянул он шоферу свою телогрейку. — Совещаться, может, долго будем. Ложись подремли.
Лена отогнала машину в сторону. От реки тянуло прохладой. Голубоватые лучи прожекторов стремительно перекрещивались в небе, падали в Волгу, выхватывая из тьмы то борта катера, то лодку, то верхушки деревьев на противоположном берегу.
Время в ожидании текло медленно. Лена незаметно задремала.
— Эй, товарищ! — разбудил ее громкий голос. — Не найдешь огоньку?
Возле кабины стояли двое шоферов с милицейских машин.
— Не курящая, ребята!
— Ну, что с бабы спросишь! — усмехнулся высокий и повернул к своей машине.
— Не скажи, Гена! — вступился второй. — Говорят, отчаянный она водитель... Ну, ладно. Ты слушай дальше. Подоспели мы вовремя. Выставили охрану возле магазинов. Смотрим, типы подозрительные появились. Думали, наверное, раз бомбежка, так и милиции не будет и тащить можно. Ан не вышло...
Светало. У входа в управление размеренно прохаживался часовой. Вдруг открылась дверь и, громко переговариваясь, на улицу высыпала группа людей.
— Поехали, Лена! — крикнул Костюченко. — Завезешь меня в отделение, потом домой, отдыхай, управляйся с делами. А к обеду — на работу.
— А вы как же, Кузьма Антоныч!
— Мне сейчас не до сна, — устало махнул рукой Костюченко. — Дел много.
Лена намеревалась постирать, выкупать дочку, приготовить мужу обед, однако не пришлось. Утром за ней прибежал посыльный.
Самолеты со свастикой с раннего утра бомбили село Орловку, что севернее тракторного. Оттуда все утро доносились взрывы.
— Едем в Орловку, — глухо проговорил Костюченко, когда Лена вбежала в кабинет. На столе лежали автомат и каска. С автоматом был и начальник военно-учетного стола Валериан Костерин. В каске лицо его показалось Лене непривычно суровым.
Она заскочила к дежурному за пистолетом и, на ходу затягивая ремень, бросилась в гараж...
Машина мчалась по пыльной проселочной дороге. С крутого пригорка уже было видно, как рушились объятые пламенем дома. Жители метались, спасая добро, выгоняя на улицу скотину.
— Ну, паразиты! — заскрежетал зубами Костерин.
— Становись к церкви! — показал рукой капитан и на ходу открыл дверку газика.
Закинув за спину автоматы, Костюченко и Костерин кинулись к объятой огнем улице. И в этот момент по Орловке ударили немецкие минометы...
По низине расползалась гарь. От нее спирало дыхание. В противный вой мин вплелись короткие автоматные очереди, по церковным стенам зацокали пули. «Ну и пусть стреляют, — подбадривала сама себя Лена, — а я ни за что не удеру, пока не дождусь начальника».
С каждой минутой обстрел нарастал. Лена потеряла счет времени. Но когда увидела сквозь густой дым бегущих Костерина и Костюченко, газик мгновенно рванулся навстречу, подхватил их и помчался к городу. На полной скорости машина проскочила мостик. Сзади взметнулся взрыв, и все трое оглянулись. По воде плавали обломки моста...
Когда машина въехала в черту города, со стороны солнца один за другим начали пикировать самолеты с крестами на блестящих плоскостях.
— Батюшки, что же это творится! — закричала Лена.
