– Это верно. Но разве отдельные пострадавшие могут затмить то, что я сделал для этой великой страны? Разве твое и их страдание не окупает благополучие миллионов?
– Да разве я одна такая-то? Искалеченных судеб и будут миллионы. Все еще впереди, – тихо возразила Ольга.
Больше Сталин не промолвил ни слова. Чуть поколебавшись, он нажал кнопку на столе. Тут же в дверях появился офицер, и женщину вывели из кабинета. Бросив прощальный взгляд на Сталина, Ольга заметила, что он сидит и смотрит в окно. Взгляд у него был как у семидесятилетнего старика.
Ольгу провели в небольшую комнату и оставили одну. Она чувствовала, что эта их встреча – последняя.
«А теперь готовься к тому, что тебя расстреляют, – пронеслось у нее в голове. – Нужно понимать – что говоришь и кому. Ведь он приговаривает к казни и за куда как меньшую вину… Он злопамятный и мстительный. Когда дело до этого доходит – остановиться не может…» И тут Ольга осознала, что не на шутку испугалась. Это и удивило, и расстроило ее. Раньше она приучала себя к безразличию, а сейчас опять пришел страх. Женщина действительно боялась. Боялась, вспоминая родной голос Петра, запах дочкиных волос… «Дура – и есть дура, чего разговорилась. Но ведь я не могу врать, когда
Время шло, минутная стрелка на огромных настенных часах неумолимо двигалась по кругу. Ольга понимала, что сейчас там, за толстыми стенами, решается ее судьба.
Наконец, когда напряжение стало уже звенящим, почти осязаемым, в комнату вошел подтянутый человек среднего роста в темном плаще. Они все – те, с кем ей приходилось иметь дело – были похожи словно близнецы, без выражения, без эмоций и мыслей на лицах – живые механизмы.
– Пройдемте, – сказал он бесцветным голосом.
– Куда меня опять? – без особой надежды на ответ устало спросила Ольга.
Но человек только поджал губы и покачал головой.
Она тяжело встала и отправилась за ним. На улице моросил дождь, но после норильских холодов эта погода казалась просто райской.
Ошибка
Ей казалось, что машина будто крадется малолюдными улочками, – хотя на самом деле водитель просто никуда не спешил.
Ольга обреченно молчала, спрашивать о чем-либо было бесполезно. Но когда они отъехали на приличное расстояние от резиденции вождя, она вдруг встрепенулась и яростно застучала в решетку, которая разделяла салон на две части, царапая руки и ломая ногти, срываясь на истерический крик:
– Я бы хотела попрощаться с семьей! Слышите! Куда вы меня везете? Остановите машину!
Но человек в плаще даже не шевельнулся, и спустя некоторое время Ольга так же неожиданно успокоилась и бессильно откинулась на сиденье. Сил после изнурительной беседы со Сталиным у нее не было. Столь глубокое погружение в будущее досталось ей совсем непросто, она за это время отдала немалую часть своей жизненной силы.
Через полчаса машина остановилась у обезличенного здания из серого кирпича с решетками на окнах, такого же, как многие другие, в которых ей уже довелось побывать. Ольга сразу поняла, что это и есть то место, куда ее везли.
Человек в плаще быстро выбрался из машины – все же дождь превратился в настоящий ливень, – мгновенно подскочил к задней дверце машины и распахнул ее, требовательно глядя на пассажирку. Ольга вышла из автомобиля и понуро последовала за ним, обреченно опустив голову. На стене здания ей удалось мельком разглядеть странную скромную табличку с загадочными буквами «Управление ГУ ВК».
Ее опять повели бесконечными разветвляющимися коридорами. Они словно были созданы для того, чтобы запутать человека. Хотя Ольга уже на третьем повороте сбилась и не смогла бы найти дорогу назад, даже если бы ее никто не удерживал. У нее забрали вещи, переодели в казенную одежду и поместили в отдельную палату. Она снова было хотела спросить, что с ней будет, но рядом уже никого не было – служащие быстро вышли. Когда дверь за ними закрылась и она услышала скрежет ключа в замке, то поняла, что Сталин отдал другое приказание – казнь откладывалась. «Неужели еще пригожусь? – усмехнулась она про себя. – И что делать? Благодарить его за эту временную передышку или ругать за тягостное ожидание?»
В комнате, в которой она оказалась, стояли только кровать и тумбочка. Стены были выкрашены серой краской, почти в тон ее одежде, которая, впрочем, была не самого мрачного оттенка. Ольга заглянула в тумбочку – пусто.
О принудительном характере пребывания в этом заведении напоминали разве что окна с решетками. А так его вполне можно было бы принять за больницу.
Ее палата находилась на девятом этаже – зорким взглядом зэчки она заметила, на какую кнопку лифта нажал сопровождающий. Внизу ничего не было видно – и из-за сплошной стены дождя, и из-за того, что, судя по всему, окна выходили во внутренний двор-колодец, забитый ржавыми железками и хламом.
«На тюрьму не похоже…» – подумала она, подошла к двери и постучала. Тут же появилась безмолвная нянечка.
– Можно в уборную?
Та кивнула и снова повела ее длинными коридорами, остановилась перед дверью без таблички и, впустив Олю, осталась снаружи.
Оля подошла к окну, выходившему на этот раз на улицу, и обмерла. Она ожидала, что окно будет замазано краской или закрыто фанерой, но ничего подобного – обычное прозрачное стекло. Внизу – живой вечерний город – она увидела множество огней и спешащих по своим делам пешеходов. Внезапно от этой мирной картины, от вида людей, живущих своей обычной жизнью, имеющих свой очаг и пусть призрачную и робкую, но все-таки ощутимую надежду на счастье, на женщину навалилась тоска. У нее вдруг перехватило дыхание – чего с ней не бывало много лет, и что-то странное, похожее на комок слез, подкатило к горлу, хотя она уже давным-давно разучилась плакать.
Делать было нечего: надо было ожидать разрешения своей судьбы, кляня предательскую надежду, которая нет-нет да и возникала в ее душе. Воспоминания о Пете, Олюшке причиняли почти физическую боль.
«С другой стороны, я больше не в лагере, – усмехнулась она, – я ведь так мечтала оказаться на «материке».
Ольга поняла, что больше всего на свете хочет снова оказаться там, за Полярным кругом, где сейчас ждали ее и мучились от неведения и разлуки самые близкие ей люди.
Она вернулась в палату, легла на кровать, закрыла глаза и стала слушать пустоту, звенящую в ушах. Напряжение, с которым ей далась беседа со Сталиным, не отпускало. Всю ночь Ольга не спала. Что с ней теперь будет? Наверно, скорый расстрел… Она с незнакомым ей раньше трепетом прислушивалась к шагам в коридоре, каждую минуту готовясь к тому, что в ее палате раздастся столь знакомое:
– На выход! Без вещей!
Но настало утро – она догадалась об этом по мрачным отсветам на стенах, а за ней не приходили.
«Все же пронесло – поняла она. – Надо готовиться к новым испытаниям… Значит, властитель решил, что она еще может понадобиться ему».
Ольга думала, что теперь вспомнить про нее могут очень нескоро, поместив в больницу на неопределенный срок. Заперли – и забыли, когда понадобится – вот она, под рукой. Это оказалось не так.
Тем же утром ее отвели в кабинет к добродушному толстяку, буквально излучавшему оптимизм и дружелюбие.
– Здравствуйте, – добродушно сказал он Ольге, – меня зовут Игорь Петрович. Я – ваш врач.
– Я разве больна? – удивилась Ольга вместо приветствия.
Он делано бодро рассмеялся ее словам, как удачной шутке, энергично потирая руки.
Ее смутил и испугал этот человек, обрадовавшийся ей как близкому родственнику, с которым не виделся долгие годы. Во время всего разговора он ни на минуту не прекращал движения, разгуливая по кабинету,
