Когда пришла, всё было уже готово. Хыра принесла горячую воду, а в воздухе пахло чем-то терпким. Так и есть – благовония. И озиз.
Надышавшись паров от курительницы и кристаллов, непроизвольно начала чаще дышать. А когда пальцы хозяина коснулись тела, и вовсе началось неладное.
Раздел сам; как и думала, на бельё внимания не обратил, напрасно меняла. Потом разделся сам, глубокого вздохнул и продолжил череду прикосновений, нежных, приятных, умелых – впрочем, он знал, что делать.
Тепло медленно разливалось по телу, а оно требовало всё новых ласк. И их продолжения. Но хозяин почему-то не спешил, хотя давно мог получить удовольствие.
В итоге мы обрели его оба. И ни единожды за ночь.
Утро встретило лёгкой разбитостью и усталостью: я не выспалась, так как норн угомонился только на рассвете. Сам он спал рядом, положив руку мне на бедро.
Покраснела, вспомнив, что вытворяла ночью. Определённо, это не я, я так не умею, да и никогда не испытывала такого к мужчине – жгучего желания принадлежать ему. Зато как хорошо было, даже не описать словами!
Заворочалась и почувствовала боком что-то мягкое. Ах да, подушка: хозяин подложил мне под поясницу.
Во рту пересохло, хотелось пить. Не выдержав, осторожно, чтобы не разбудить норна, встала, налила воды из графина и выпила целых два стакана. Взглянула на часы – девять часов. Пора бы за работу.
Капли не приняла: забыла, вытеснили мысли о полученном удовольствии и о том, что, оказывается, умею, как в книге. Вспомнила после обеда, но всё равно не притронулась: в тот день согласна была родить норну ребёнка.
Вечером всё повторилось: те же ощущения, такая же странная реакция на хозяина. Кажется, я даже нечаянно его оцарапала.
Нужно ли говорить, что норн пребывал в отличном расположении духа? Даже отменил моё заточение, разрешив сопровождать его и госпожу во время прогулки.
Я регулярно ночевала в спальне хозяина. Каждый раз было немного иначе, но одно оставалось неизменным – желание и удовольствие.
Так и не решив, хочу или не хочу ребёнка, начала снова пить капли, дав себе слово, что забеременею, когда бутылочка кончится. А закончится скоро, потому что требовалась каждый день: норн мог пожелать в любой момент, даже в светлое время суток.
Закончив, хозяин обычно целовал меня, прижимал к себе и лежал так несколько минут. Это если днём. А если ночью, я засыпала в его объятиях.
Постель в каморке всё чаще оставалось нерасстеленной, разве что я ложилась отдохнуть на полчасика после обеда, когда никому была не нужна.
Когда капли подошли к концу, решила отложить вопрос материнства ещё на некоторое время и отлила себе немного средства госпожи. Удивилась, что бутылочка по-прежнему полна на три четверти – а ведь должна остаться половина.
В сомнении покрутив флакон в руках, внимательно прочитала этикетку – те самые капли. По цвету – вроде, тоже. Тогда почему госпожа их не пьёт? И только потом вспомнила, что в этом месяце они норине Мирабель ни к чему: хозяин у неё не ночует.
Последние дни августа встретили неприятным сюрпризом – тошнотой. Грешила на пирог с сомнительными грибами, который накануне приготовила Ланора. Но, опросив девчонок, выяснила, что тошнило только меня.
Рвота прошла, я успокоилась, но рано. На следующее утро она повторилась. Чуть не испортила хозяину постель, еле успела добежать до ванной. Тошнота же лишала завтраков: я не выносила запаха еды.
Ко всему прочему, кажется, заболела: ощущала лёгкий жар, недомогание, постоянно клонило в сон. Один раз даже заснула над тарелкой, рискуя искупать лицо в супе – спасибо Карен, вовремя заметила. Кстати, суп отвратительный, как такое вообще можно есть?
Шли дни, температура, вроде спала, а вот сонливость и тошнота никуда не делись.
Хозяин, видя, что мне нехорошо, пытался узнать, что именно не так, но я ничего путного ответить не могла, так как сама не понимала. До тех пор, как приступ сильнейшей дурноты не накрыл меня за ужином. Ужинала я не одна, а по сложившейся традиции вместе с хозяевами и чуть не оконфузилась. Впрочем, до ближайшей ванной тоже не добралась: меня стошнило на дорогущий ковёр в одной из гостиных. Нет, чтобы на паркет!
С ужасом представляя ожидавшее наказание, сидела на корточках и судорожно искала, чем бы скрыть следы своего преступления, пока не приберу. Но организму показалось мало одного раза: меня стошнило ещё раз. На тот же ковёр.
Обернувшись, покраснела: господа стояли в дверях и всё видели.
- Я сейчас, вымою ковёр водой с розовой эссенцией, - тихо прошептала я.
- Глупостями не занимайся! – хозяин шагнул ко мне, аккуратно поднял на ноги и вытер лицо носовым платком. – Даже если ты безнадёжно испортила ковёр, мне не жалко.
- Давно тошнит? – заботливо поинтересовался он, ласково проведя ладонью по моему животу. Дурнота отступила – может, от тепла? Недаром же больным грелку к животу прикладывают.
- Около недели, может, чуть больше, - смущённо ответила я.
Норн улыбнулся и усадил на диван, бережно обнимая за талию.
Мирабель позвонила в колокольчик, велев служанке прислать хыру вымыть ковёр.
- Лей, - хозяин усмехнулся, проведя рукой по моим волосам, - ты капли у моей супруги крала?
