— Это я не могу по телефону сказать, — пояснил Распутин, — могу ли я приехать?
— Пожалуйста. Я тоже хочу с тобой говорить.
Распутин поехал в Царское Село и был немедленно принят.
Как он потом рассказывал, — пишет Симанович, — разыгралась следующая сцена.
Распутин обнял царя и прижал трижды свою щеку к его, как это он привык делать с людьми, которые были ему симпатичны и приятны. Потом он рассказал царю, что ночью он имел божественное явление. Это явление передало ему, что царь получит после трех дней телеграмму от Верховного Главнокомандующего, в которой будет сказано, что армия обеспечена продовольствием только на три дня».
Если вспомнить деятельность Мозеса Гинцбурга в Порт-Артуре, как они там «шерстили» армейские склады, то нетрудно догадаться, откуда Распутин мог получить информацию о продовольственных запасах в действующей армии. И вот как это преломилось в его эластичном хитром сознании.
«Распутин сел за стол, — рассказывает далее Симанович, — наполнил два стакана мадерой и велел царю пить из его стакана, между тем как он сам пил из царского.
Потом он смешал остатки вина из обоих стаканов в стакане царя и велел ему выпить это вино. Когда царь этими мистическими приготовлениями был достаточно подготовлен, Распутин объявил, чтобы он не верил телеграмме великого князя, которая придет через три дня. Армия имеет достаточно продовольствия. Николай Николаевич желает только вызвать панику и беспорядки в армии и на родине, затем под предлогом недостатка продовольствия! начать отступление и, наконец, занять Петербург и заставйть царя отказаться от престола».
И действительно, через три дня от Верховного Главнокомандующего пришла телеграмма, «которая сообщала, что армия снабжена хлебом только на три дня».
Николай, естественно, был потрясен исполнением предсказания Распутина, и Николай Николаевич был тотчас смещен и отправлен на Кавказ. Командование армией царь принял на себя.
К слову:
Здесь Симанович, конечно же, тешит свое самолюбие, расписывая, как ловко они одурачили царя. Как ловко подстроили «верное» предсказание Распутина. Хотя надо отдать должное им — это «предсказание» было разыграно с величайшим искусством: кто?то в Ставке Верховного из людей Распутина и Симановича, конечно же, знал истин ное положение с хлебом, но дал Верховному ложную информацию. На основании этой ложной информации Николай Николаевич телеграфировал царю. Тот якобы поверил. Хотя выяснить истинное положение дел с хлебом царю ничего не стоило. Но он выяснять не стал, а нагрянул с проверкой и установил, что хлеба в армии вдоволь. Он наверняка понял, что это был просто розыгрыш, но подумал и решил это использовать в своих расчетах. В противоборстве со Старым двором. Так что считать историю с хлебом истинной причиной отставки Николая Николаевича — наивно. Причины его отстранения гораздо сложнее и серьезнее. Между Старым и Новым дворами борьба за трон накалилась до предела. Царь побаивался смещения, которому весьма способствовало высокое командное положение Николая Николаевича. И ему нужен был предлог, чтобы нанести удар по оппозиции. И он его нанес, используя момент.
И чудесное предсказание Распутина тут играет десятую роль. Хотя сторонники царя и сам он делали вид, что полагаются на божье провидение и предсказание Распутина.
Не верил в способность Распутина предсказывать будущее и Симанович. Вернее, он?то больше всех и не верил в чудесную силу Распутина, хотя признавал за ним некоторые способности воздействовать на людей. «Несмотря на мою малообразованность, — пишет он, — во мне часто возникали сомнения в возможности тому подобных чудес и что не кроется за ними надувательство».
Реально же дело отстранения великого князя Николая Николаевича от должности Верховного обстояло так. Не имея сколько?нибудь серьезных полководческих данных, он не заботился о тактике и стратегии ведения войны. Руководил большей частью патриотическим запалом, горя желанием поскорее разделаться с противником и увенчать себя лаврами победителя; он гнал вперед свою армию, не думая особо о подтягивании тылов, о снабжении армии боеприпасами, а потому быстро обескровил войска, подорвал боевой дух, веру в командование. Так что к лету 1915 года положение на фронте сложилось не в пользу России. Царь, внимательно следивший за ходом военных действий,
все чаще раздражался командованием Николая Николаевича. А когда русская армия покатилась назад, отдавая один за одним города Ковно, Новогеоргиевск, он понял, что если не вмешаться, то Россия будет разгромлена с великим позором. А когда русские оставили Варшаву, он потерял свойственное ему самообладание. Самые близкие ему люди свидетельствуют — он даже стучал кулаком по столу и кричал срывающимся голосом: «Так не может продолжаться! Я не могу все сидеть здесь и наблюдать за тем, как разгромляют нашу армию!..»
А Николай Николаевич вел себя странно. Он как бы не замечал Государя. Мало того, что принимал самостоятельно важные решения, не советуясь с царем, он стал вызывать к себе в Ставку министров и давать им указания. Получалось, что в России правят два Николая — Николай II и великий князь Николай Николаевич.
Беспокойство царя за судьбу армии и честь России возобладало над боязнью обидеть великого князя, и царь принимает решение взять командование армией на себя.
Но это не так просто сделать. Хотя и считается, что царь единовластный и единоправный хозяин страны, он не мог не считаться с Советом Министров; не мог, хотя бы формально, не посоветоваться с матерью — императрицей…
Перед заседанием Совета Министров, который был созван прямо в Царском Селе, он нервничал и волновался, как студент перед экзаменом. А уходя на заседание, сказал близким: «Ну, молитесь за меня!»
Заседание Совета Министров длилось почти до полуночи. Министры выступали активно, на доводы не скупились. И почти все были против того, чтобы Государь брал командование войсками на себя. Но Государь остался непреклонным. Тут уж никак не обвинишь его в слабости характера. Его последние слова на этом заседании: «Господа! Моя воля непреклонна, я уезжаю в Ставку через два дня!»
Не менее сложным, а в чем?то, может, и сложнее был разговор с матушкой — императрицей. Она, конечно же, была против решения Николая возглавить армию. И употребила всю силу своего влияния и убеждения. Разговор длился более двух часов. Убежденная, что это влияние Распутина и молодой императрицы, она упрекала сына в слабости характера, в неуважении родственников и просто в том, что он находится под влиянием нечестивца Распутина.
Они гуляли в саду во время этого разговора. Одни. Разговор принимал иногда резкие формы. Было труднее, чем на заседании Совета Министров, шутил потом царь. Но и здесь он выдержал натиск, остался при своем решении.
Странное дело! Не только Совет Министров, мать — императрица, генералитет, но и зарубежная печать не одобряла это его решение. Нагнеталось какое?то искривленное общественное мнение, что?де великий князь — настоящий патриот России, а царь чуть ли не предатель русского народа. А то, что армия полуразгромлена, полураздета и полуразута, — это как бы не в счет. Как бы мелочи. Кому?то надо было, чтоб так продолжалось. Чем хуже, тем лучше. Эта дьявольская тайная «доктрина» уже тогда правила бал в цивилизованной Европе. Хотя тогда оставались еще в тайне ее главные изобретатели и режиссеры. Их крики еще более усилились, когда с прибытием царя русская армия воспрянула, отступление прекратилось, а затем пошли и успехи.
Как бы там ни было, смещение Верховного Главнокомандующего состоялось. И это устраивало многих.
Царю надо было отстранить мятежного дядю от командования войсками и сделать это как?нибудь не своими руками, а как бы с подачи провидения.
Царице выгодно было избавиться от яростного гонителя российских немцев и немецких пленных, которым она втайне немножко содействовала.
Царедворцам очень хотелось усилить раздоры между Старым и Новым царским двором, чтобы чувствовать себя развязнее и безнаказаннее, урвать под шумок побольше выгод для себя.
И, наконец, еврейской общине не терпелось устранить от большой власти явного антисемита, а точнее человека, который мешал им «наживать» большие деньги.
Ловкость и дьявольское искусство свое и своих соплеменников Арон Симанович откровенно
