залпу!
По команде на линейных кораблях эскадры поднялись крышки пушечных портов, и мрачные, точно пустые глазницы неотвратимой смерти, жерла орудий выдвинулись из темноты бульварков[53] навстречу приближающемуся флоту. Канониры замерли у пушек с зажженными фитилями. Юнги, подтаскивавшие картузы пороха, лишь ждали команды сорваться с места и броситься за следующей порцией.
— Наводи, наводи точней! — командовали артиллерийские офицеры.
Первый залп в бою значил очень много — через секунду после него корабли окутывались клубами дыма, с каждым выстрелом более и более затрудняя прицеливание. Еще немного, и врага просто будет не увидать — пали наугад, жди сигнала от марсовых, если те вдруг останутся живы среди осколков картечи и цепных ядер, ломающих реи, рвущих снасти и паруса, крушащих все на своем пути.
Адмирал, пряча волнение, полез в карман, достал часы, поднял крышку, взглянул на циферблат.
— Запишите в судовой журнал: бой начался в пять часов ноль три минуты.
Флаг-капитан козырнул, спеша выполнить распоряжение.
— Приготовиться! — командовали офицеры на орудийных палубах. — Целься!
Расстояние сокращалось. Еще кабельтов, еще полкабельтова…
— Пли! — наконец выдохнул Брюйе.
— Пли! Пли! Пли! Пли! — точно эхом передавалось от корабля к кораблю, и восхитительный летний рассвет утонул в клубах сладковатого порохового дыма, оглох в леденящем душу свисте ядер, вое картечи и криках людей — криках боли и отчаяния и зверином рыке упоения схваткой.
Положение англичан выглядело не слишком выгодным. Оба передовых корабля приняли на себя град ядер. Паруса и снасти на том из них, что возглавлял «малую эксадру», в единый миг превратились в бесполезную пылающую рвань. Стоны на палубе тешили слух французов, свидетельствуя о точности попаданий. Когда же над клубами дыма рванулись к небу языки пламени, охватившие фок-мачту головного корабля, на «Ориентале» и вовсе послышался восторженный рев.
Адмирал Брюйе насторожился бы, знай он, что его противник поставил во главе малой эскадры пятидесятипушечный линейный корабль «Лиандр» — самый легкий из имевшихся в распоряжении Нельсона. Но он не подозревал об этом.
Расчеты вновь окружили откатившиеся после выстрела пушки, спеша очистить ствол, засыпать порох, загнать новое ядро, затем, по команде, вернуть орудия на исходные позиции и вновь стрелять, множа в дыму на палубах вражеских кораблей смерть и разрушения.
Англичане угрюмо молчали, не спеша отвечать. Лишь после второго залпа марсовый «Ориенталя» доложил командующему флотом, что противник загибает строй колонны, ложась на параллельный французам курс. Глазастый матрос ошибся лишь в одном: он назвал передовой корабль большой колонны флагманом, но это было не так. Семидесятичетырехпушечный «Александр», также сбавивший ход после многочисленных попаданий, флагманом не был. Нельсон держал свой вымпел на «Вангарде», который продолжал движение, обходя «Ориентал» едва ли не вплотную к бушприту. Французы заметили это слишком поздно. Осознав свою ошибку, адмирал Брюйе побелел и поспешно скомандовал изменить галс и лечь под ветер.
Этот маневр заметили и неправильно истолковали на прочих кораблях эскадры. Капитанам показалось, что адмиральский корабль пытается отвернуть, выйти из боя. Это была трагическая оплошность, одна из тех, которые порой решают исход боя. Командующий арьергардом эскадры адмирал Вильнев — человек, весьма милый в общении, большой умница и светский лев, был никчемным флотоводцем. И потому, не дожидаясь отдельного приказа, отдал распоряжение повторить маневр флагмана, разваливая единую мощную артиллерийскую линию.
Между тем «Ориентал» уже попал в западню: потерявший маневренность «Александр» дал залп всеми орудиями борта, за ним последовал второй. Как ни горько было признать Брюйе, англичане заряжали быстрее, чем его подчиненные. И это было бы еще полбеды. Основная трагедия заключалась в том, что, при всей многочисленности орудий на борту, линейный корабль полноценно мог стрелять только одним бортом, на выбор. Для второго просто не было расчетов. И потому первый залп флагмана британцев, как и второй, и третий, остались без ответа. «Вангард» стрелял почти в упор, так что прятавшиеся за фальшбортом стрелки Бонапарта могли вести огонь попросту из ружей и пистолей. Но это был лишь жест отчаяния в сравнении с громогласным рокотом тяжелых орудий англичан. Вслед за кораблем Нельсона маневр повторил очередной линейный корабль, «Свифтсюр». И теперь по «Ориенталу» вели огонь уже три плавучие крепости британцев.
Между тем на других участках боя сражение кипело с не меньшей силой. Едва на «Лиандре» заметили поднятый Нельсоном сигнал 183 — «всем навалиться на арьергард», некий безусый мичман, едва-едва получивший свои эполеты, бросился по обрывкам вант на мачту, чтобы продублировать команду шедшим в кильватере линейным кораблям. Орудия британцев загрохотали слитным ревом, снова и снова поливая огнем корабль адмирала де Вильнева. Не выдержав обстрела, тот покинул строй, и это было началом конца. Да, французские канониры все еще ожесточенно стреляли, едва увидев перед собой в клубах дыма какие-то непонятные мишени. Да, командиры продолжали выполнять приказы и с неимоверной отвагой, не обращая внимания на град картечи и пуль, силились управиться с парусами, чтобы сохранить хоть какие-то остатки маневренности. Но сражение уже было проиграно.
Командующий союзными испанскими кораблями, присоединившимися к флоту у Мальты, почувствовав близость неотвратимого разгрома, отдал приказ: «Немедленный поворот, все разом!» — и, поставив на реи все, что только можно, как говорится, вплоть до боцманских подштанников, не разбирая дороги устремился прочь от места сражения. Прямо через сгрудившееся в кучу, точно испуганная волком отара, пестрое месиво французских транспортов. Испанские орудия громыхали одно за другим, расчищая проход.
Четыре фрегата, остававшихся в резерве адмирала Брюйе, пробовали было выйти наперерез испанцам, но первый из них тут же ощутил на себе всю тяжесть полного бортового залпа и начал крениться, все больше и больше набирая воды в трюмы. Остальные поспешили ему на помощь, торопясь снять экипаж с тонущего судна. На корабле де Вильнева уныло пополз вниз по мачте трехцветный республиканский флаг, торопясь уступить место белому полотнищу капитуляции.
Между тем «Ориентал» продолжал сражаться. Генерал Бонапарт, собрав вокруг себя группу артиллеристов, бросился на орудийную палубу, спеша открыть огонь по англичанам пушками второго борта. Это была смелая, но тщетная попытка. Едва грянул первый залп из нескольких стволов главного калибра, на дубовые борта уже горящего флагмана обрушился шквал раскаленных ядер. Бульварк наполнился дымом. Затем возле одного из орудий с грохотом и пламенем взорвался пороховой картуз, срывая с креплений многопудовую бомбарду. Словно бронзовый таран, ожившее чудовище, обретшее невиданную прежде подвижность, поползло со скрипом и лязгом прямо на командующего, зажимая его между соседней бомбардой и прогорающим бортом. Наполеон стоял ни жив ни мертв, глядя, как все ближе с каждым мгновением, с каждым качанием на волне подползает взбесившаяся бронзовая махина.
— Ядрен батон! — раздалось совсем рядом.
Сильные руки ухватили генерала и рывком, точно это был не прославленный военачальник, а куль с овсом, перебросили Бонапарта через орудийный ствол. Раздался гулкий удар. Взбесившаяся бомбарда грохнула всей тяжестью в прогоревшую древесину и, проломив ее, вылетела за борт.
— Я вас по всему кораблю ищу! Шо вам тут неймется?! — подхватывая находящегося в шоке генерала, закричал Лис. — Нате вон мокрую тряпку, закройте лицо, не дышите всякой хренью!
— Это разгром, — шептал Наполеон. — Какой позор!
— Какой еще позор?! — вопил Сергей. — Уходить надо, эта посудина вот-вот рванет к Бениной мамаше!
— Я привел сюда людей, они погибнут тут из-за меня…
— Ох, говорила мне старушка-мать, не связывайся с гениями, у них мозги набекрень. — Лис подхватил маленького корсиканца под мышки и, преодолевая попытки упираться, последовал в пролом вслед за бомбардой.
