Я шел по Вандомской площади, уже лишенной конной статуи Людовика XIV, Короля-Солнца, но еще не украшенной знаменитым наполеоновским колоссом в честь победы при Аустерлице. По утверждению Талейрана, неподалеку отсюда сегодня утром должно было состояться мое задержание агентами тайной полиции. Я уже видел их, хотя они и старались оставаться незамеченными. Эти ищейки уже научились скрываться в толпе и прятаться за углами домов, но все еще не могли отвыкнуть сопровождать выбранную жертву буравящим спину взглядом. Но сейчас меня больше интересовало другое: эскадры неминуемо должны были встретиться!
Сразу после разговора с Талейраном я предупредил Лиса о возможных последствиях неаполитанских романтических коллизий. Увы, это были лишь подозрения, не подкрепленные ничем, кроме опыта нашего, такого похожего, но все же другого мира. Здесь события могли разворачиваться иначе. Нельсон мог задержаться в пути, отправиться громить беззащитный Тулон, да и вообще, бог весть что могло взбрести ему в голову. Кто знает, что было написано в приказе лордов адмиралтейства? В любом случае Сергей не мог прийти к адмиралу Брюйе и заявить, что сейчас лучше не соваться в Александрию, поскольку Нельсон, по его сведениям, полученным из вещего сна, повздорил с любовницей и задержался на день с выходом в море. А адмирал не мог, сославшись на столь достоверный источник информации, дать команду развернуть огромный флот и плыть неведомо куда. Хотя известная пословица утверждает, что кто упрежден, тот вооружен, этим оружием не всегда удается воспользоваться.
Я свернул к недостроенной громаде церкви Святой Марии Магдалины. В нашем мире спустя несколько лет император Наполеон решил устроить в этом здании музей военной славы Великой армии. А сейчас заброшенные стены уныло спали в деревянных лесах, давая ночлег парижским клошарам, а сам Наполеон… Я активизировал связь.
Я увидел унылую картину глазами напарника. Качаясь на волнах жалким островком былого величия, в клочьях пены дрейфовал обломок корабельной мачты. Вокруг него, держась кто за дерево, кто за обрывки снастей, отчаянно боролись за жизнь полторы дюжины матросов, солдат и офицеров армии вторжения. Бой еще кипел, я видел, как, пылая, все больше погружается в воду громада «Ориенталя». Корабль был обречен, но продолжал стрелять. Море все больше наполнялось спасающимися вплавь французами, силящимися ухватиться за все, что хоть как-то может плыть. Я видел баркас, в котором без весел, прижавшись друг к другу сидело человек двадцать; еще примерно столько же плыло рядом, уцепившись за борта. Лодка была переполнена и все больше наполнялась водой. Находившиеся в ней люди постоянно вычерпывали ее шляпами, а то и вовсе горстями. Но так у них была хоть какая-то надежда на спасение. Время от времени в воду посреди людского скопища со свистом врезались попадавшие недолетом или перелетом ядра, взметывая к небесам столб брызг. А затем на волнах становилось тихо. Ни воронки от взрыва, ни голов. Одно из таких рвануло неподалеку, и я увидел, как осколок ударил в плечо цепляющегося за обрывки вант драгунского полковника. Вода тут же окрасилась кровью, бедняга застонал и ушел под воду.
— Лавинье! — послышался за спиной Лиса сдавленный голос Бонапарта. — Проклятье! Они убивают моих храбрецов!
— Мы все обречены! — крикнул ему в ответ кто-то. — Все погибнем!
— Не сметь! — откликнулся Бонапарт. — Сражение не окончено, пока мы не победили!
Между тем бой все более и более превращался в беспощадный разгром, подобный резне, которую устраивает в отаре испуганных овец голодная, обезумевшая от крови волчья стая. То, что совсем недавно называлось французской эскадрой, прекратило существование. Линейные корабли арьергарда уныло покачивались на волнах под белыми флагами. Транспорты разбежались во все стороны, пользуясь тем, что победителю не до них и на всю эту парусную мелочь ему попросту не хватит сил для преследования. Один из фрегатов покидал место сражения во главе множества более мелких судов. Еще два под огнем англичан оставались здесь, пытаясь спасать тонущих.
— Господи, я прогневил тебя своей гордыней, — слышался за спиной Лиса стон Бонапарта. — Так покарай
— Корабль! — вдруг закричал один из держащихся за мачту матросов.
Из-за клубов стелющегося над водой удушливого дыма выходил легкий двухмачтовый бриг под английским флагом. Я видел, что его пушечные порты задраены, у борта суетятся люди. Едва заметив в воде очередного страдальца, бриг устремлялся к нему, и в волны летел спасательный круг на длинном лине.
— Мы спасены! — закричал тот же голос. — Эй-эй, мы тут! Спасите нас!
— Нет! Нет! — запротестовал Наполеон. — Только не это! Только не плен!
Бонапарт оттолкнулся от мачты и не слишком умело, по-собачьи, припустил от корабля.
— Величество! Блин, сир! Ядрен батон! Генерал, ну куда вас понесло?! — Лис бросился за командиром. — Я шо тут, нанимался с мешками золота плавать? Знаете, какое оно тяжелое?!
— Да!
— А сколько плыть до Александрии?
— Неважно.
— Еще как важно! — Он было хотел что-то добавить, но вдруг из-под воды, точно ракета, стартующая с подводной лодки, стремительно выскочило комлем[54] вверх искореженное дерево и рухнуло на волны, прямо рядом с генералом и лейтенантом его гидов.
— Дерево-то здесь откуда?! — возмутился Лис.
— Но это же…
Я был вынужден переключить внимание: два невзрачных человека в штатском стояли, уперев пистолетные стволы мне в живот, еще трое держались у меня за спиной.
— Гражданин майор, сдайте оружие и следуйте за нами.
Дальнейшие события развивались так, как и предрекал Талейран. Я провел в уже знакомом мне здании столько, сколько нужно было малышке Софи, чтобы прибежать, размазывая слезы по очаровательному личику, к пылкому воздыхателю и устроить генералу образцово-показательный скандал, упрекая его в коварном вероломстве или вероломном коварстве или же в том и другом попеременно. Конечно, Бернадот опешил от такого натиска и минут десять пытался добиться от вошедшей в раж любовницы, что вообще произошло. Но та всхлипывала и сыпала упреками, как механическая сеялка, пока не почувствовала, что возмущенный разум гасконца наконец достиг точки кипения.
— Как вы могли! Я так верила вам, зачем вы приказали арестовать Виктора?!
— Я приказал арестовать Виктора? — искренне удивился военный министр. — Ничего подобного у меня и в мыслях не было…
— Лжец! — Софи демонстративно подняла руку, чтобы отвесить пощечину, и задержала ее, давая Бернадоту возможность перехватить запястье и начать лобзать ее тонкие пальцы. — Кто же, если не ты?! Виктор — честный офицер. Он храбрец, он герой! Я думала, и ты тоже. — Она всхлипывала, с трудом удерживая то ли смех, то ли рыдания. — А ты!.. Это мерзко! Я так верила тебе! Ты разбил мне сердце!
— Погоди, любовь моя, я во всем разберусь. Кто смеет без моего ведома арестовывать офицеров Главного штаба?
— Ты лжешь!
— Клянусь! Не пройдет и двух часов, как майор Виктор Арно будет здесь, на этом самом месте!
Бернадот не бросал слов на ветер. Очень скоро в здании тайной полиции вновь появился полковник Ландри с именным предписанием незамедлительно передать офицера военной разведки майора Виктора Арно его командиру. У меня создалось впечатление, что занимавшийся мной следователь, и до того не слишком понимавший, зачем я ему нужен и чего от меня хотят добиться, с превеликой радостью сбагрил арестанта с глаз долой. На этот раз Ландри был хмур и не задавал вопросов. Он кивнул мне на экипаж, стоявший у входа, и, буркнув: «Вас отвезут», прыгнул в седло рыжего ирландского гунтера. Меньше чем два часа спустя с момента встречи Бернадота с крошкой Софи я стоял в кабинете министра, ожидая резонных
