– Вы, ваше высокоблагородие, когда меня тама оставляли, велели все, даже мелочи какие, разузнавать и запоминать. Так вот. Был я в ее лавке два раза, когда сама Киенкова на базар уходила. За нее тетка оставалась. Глупая и болтливая старуха; не остановить ее, так до вечера будет языком трепать. Так вот. Я ей слово за слово, о многом поразузнал. И сказала она мне, тетка-то, в числе прочего, что племянница привезла из Нижнего вредный обычай – выпивать рюмку настойки перед обедом. Эдак сейчас многие из прислуги-то делают…
– Так-так-так! Из чего настойка?
– Из пенника на березовых почках. Говорит, для здоровья пользительно.
– Одну рюмку? Не больше?
– Так точно, одну, но кажний день. Так вот.
Благово молча стукнул себя кулаком по колену, допил остывший чай, сказал:
– Молодец, Степан Михеевич. Что хотел, я узнал. Ступай и позови ко мне Лыкова.
Когда Алексей вошел, его шеф, как гимназист, сидел на подоконнике и глазел на Волгу.
– Хорошее у нас место для управления полиции выбрали… Садись. Смотри, что я придумал. Мы ее отравим.
– Кого?
– Евдокию Киенкову.
– Это за то, что правды не говорит? Славная мысль. А заодно Гаранжи, Подгаецкого да и Ивана Лелькова. У меня и другие есть кандидаты!
– Не зубоскаль, я серьезно. Проповедь отца Михаила не помогла. Тяга к сытой и независимой жизни в Киенковой сильнее, чем страх Божьего суда. К жизни – понимаешь? И если этой самой жизни возникнет угроза, бывшая кухарка должна будет повести себя решительно.
– О какой угрозе вы говорите, Павел Афанасьевич?
– О попытке отравления, но неудачной. Евдокия, разумеется, припишет ее Гаранжи с Бурмистровой.
– Я все еще не понимаю. А кто предпримет эту попытку?
– Мы. Мы подсыпем ей в пищу яд. Не смертельный. Но такой, чтобы здорово напугал: рвота, частое сердцебиение, круги в глазах… Совершенно не опасно, но ощущения жуткие – есть такие вещества. Очухавшись и сведя концы с концами, Киенкова придет к нам и расскажет правду. Ей придется спасать свою начавшую налаживаться жизнь, а сделать это можно лишь одним способом: услать Гаранжи с его сообщницей на каторгу. Ведь, не добившись успеха с первого раза, убийцы будут пробовать дальше и дальше, пока не добьются своего. Так она подумает…
Лыков долго сосредоточенно разглядывал своего начальника, потом подошел и осторожно потрогал его лоб своей ладонью. Тот был совершенно холодным.
– Вы это все серьезно, Павел Афанасьевич?
– Совершенно серьезно.
– А если у Киенковой больное сердце или предрасположенность к эпилепсии? Что, если она умрет от вашего опыта? Тогда на каторгу пойдут не Гаранжи с Бурмистровой, а Благово с Лыковым. И еще: без разрешения полицмейстера мы не имеем права проводить подобные… хгм… даже не знаю, как это назвать. А Николай Густавович никогда этого не позволит.
– Во-первых, у нас нет другого выхода. Кухарка – ключевой свидетель, но без подобного толчка она будет молчать всю жизнь! Во-вторых, я не могу допустить еще одной, после Лелькова, истории с безнаказанным убийством. Так мы совсем потеряем доверие обывателей! И в-третьих: ты знаешь, что такое капринус?
– Яд?
– Нет, это гриб. Красивый, белый, лохматый. В народе его называют навозником.
– Что-то припоминаю. Он ведь несъедобный?
– Вполне безопасный, если его правильно приготовить. Главное, не пить при этом никаких крепких напитков. Иначе тут-то все и случится…
– Что случится? Отравление?
– Да, но особенное. Слабое по действительной опасности, заведомо не смертельное, но удивительно страшное по внешним признакам. Рвота, понос, жар и временная потеря зрения, и это уже через полчаса. Но самое интересное начинается потом. Сначала лицо у человека делается свекольного цвета. Представляешь? Затем такой становится кожа по всему телу. Через некоторое время оттенок меняется на фиолетовый! Но кончик носа и мочки ушей остаются при этом бледными, почти белыми. Жуткое зрелище! Я видел такое один лишь раз, в 1872 году. Тогда жена дворника с Новой улицы решила отучить мужа от пьянства и наняла знахарку. В городах и вообще в развитых местах – в торговых селах, на трактах – этот способ лечения от запоев совершенно неизвестен. Он древний, и применяется исключительно редко в глухих северных углах деревенскими колдунами и ведьмами. С точки зрения медицины все просто: гриб- навозник содержит вещество под названием коприн, которое, растворяясь в алкоголе, поражает печень. Причем, повторюсь, не сильно и ненадолго. Сам алкоголь действует на ту же печень намного более разрушительно, и ничего! Продается в кабаках без ограничений и ядом не считается…
– Так уж и нет никакой опасности? И что, кстати, сделалось с тем дворником?
– С перепугу бросил пить. Жена его, одуревшая от свекольной физиономии мужа, тут же ему призналась, и они помчались к доктору. Муж сначала подал на нее жалобу в покушении на убийство, но потом простил. Живут и теперь вместе, вполне мирно и без водки. Что же касается опасности, ты прав: конечно, она существует. Для людей с нездоровым сердцем. Надо найти семейного доктора Бурмистровых – он наверняка пользовал и кухарку и сможет дать справку о ее здоровье. У меня создалось впечатление, что Киенкова сильна, как лошадь.
– Черт! – взъерошил себе волосы Лыков. – Неужели мы действительно сделаем это? Уму непостижимо…
– Придумай что-нибудь получше.
– Не могу, но и с вашей идеей не согласен. Если женщина умрет или заболеет, вас, в лучшем случае, вытурят со службы. А в худшем…
– Это будет официальная полицейская операция, секретная, но законная. Она состоится лишь в случае разрешения начальства – полицмейстера или, что скорее, вице-губернатора. И только после тщательных консультаций с Милотворским и с эскулапом Бурмистровых. Всю ответственность за возможные последствия я беру на себя и в случае чего отвечу по закону.
– Ну уж нет! Я с вами! Сядем в одну камеру – я стану защищать вас от уголовных.
– Цыц, юнга! – рявкнул начальник сыскной полиции. – Это они сядут, а не мы. Я их всех законопачу! И до Лелькова еще доберусь! Ступай, приведи мне бурмистровского доктора. Представляешь, что будет, если у нас получится?
Началась подготовка этой уникальной операции, не имеющей, видимо, аналогов в истории полицейского дела.
Доктор Ерандаков, личный врач обоих семейств Бурмистровых, хорошо помнил кухарку Евдокию Киенкову. Кроме женских болезней она ничем не страдала, а сердце имела, по словам доктора, «на троих».
Полицейский врач Милотворский, когда услышал от Благово изложение его идеи, заподозрил сыщика в помешательстве. Потом начал смеяться. Потом ругаться. Коллежский советник взял его крепко под локоть и спросил:
– Иван Александрович, вы знаете меня много лет. Я похож на авантюриста? Поверьте: нет другого выхода.
И Милотворский, ворча, ушел рыться в своей библиотеке. Нашел две статьи о токсикологии гриба- навозника, тщательно их проштудировал, задумался. Затем долго беседовал с Ерандаковым на их птичьем языке. Телеграфировал вопросы коллеге – профессору медицины Петербургского университета и получил ответ за казенный счет (более двухсот слов). Наконец, Иван Александрович сказал:
– Думаю, можно попробовать. Даже самому интересно стало! Но, чтобы уберечь вас, Павел Афанасьевич, от тюрьмы, я поселюсь на время операции у макарьевского исправника. В случае чего прибегу с марганцовкой…
