– Хорошо, хорошо! Я буду сидеть молча.
Алексей задумался. Бесцеремонность калужского чиновника раздражала, и притом он мог помешать отпрыску быть откровенным. В то же время отцовская обеспокоенность за сына тоже понятна…
– Я расследую убийство провизора Бомбеля, – терпеливо разъяснил титулярный советник. – В деле фигурируют наркотические вещества, убитый тайно поставлял их пансионерам Дворянского института. В частности, умершему Валевачеву. Ваш сын никак не замешан в этом, но он может мне очень помочь, рассказав о порядках в своем бывшем заведении.
– И все? То есть сам Саша ни в чем не обвиняется?
– Ни в чем. Если бы вы не полезли сразу в бутылку, наша с ним беседа уже подходила бы к концу.
– Прошу прощения. Когда у вас появятся свои дети, вы меня поймете… Александр, ответь честно на вопросы господина Лыкова.
Все трое уселись в кружок, Алексей вынул блокнот и карандаш.
– Итак, Юрий Валевачев. Вы с ним близко были знакомы?
– Да, конечно. Пять лет в одном дортуаре, в одном классе.
– Он сильно увлекался наркотикой?
– Юрий увлекался всем, что щекотало нервы.
Марц-старший заерзал в кресле. Сын сказал, чуть наклонившись к нему:
– Не бойся, папа, я не такой. А он от этого умер.
– Где покойный доставал эту дрянь?
– От упомянутого вами Бомбеля. Как его убили, если не тайна?
– Задушили в собственной аптеке и сбросили в овраг.
– И поделом! Все провизоры торгуют наркотикой, но этот был особенный. Он, мне кажется, сознательно развращал именно молодежь.
– Зачем?
– Из-за денег. У подростка легче их выманить. Его легче пристрастить, поставить в зависимость. Сначала он давал кокаин бесплатно, на пробу. Затем начинал продавать, но за умеренную цену. А когда замечал, что подросток уже втянулся, резко ее взвинчивал.
– Не понимаю. Вы сами только что сказали, что наркотическими веществами торгуют все аптекари. И, кстати, на законном основании…
– К сожалению, – вставил Марц-старший.
– К сожалению, – согласился с ним Лыков. – Таких, как Бомбель, много. Задерешь таксу – и клиент уйдет к другому.
– Да, но он еще и женщин поставлял из Соболевских бань. Снимал там номера для «триумвирата» и их прихвостней.
Правитель канцелярии вскочил, весь красный:
– Куда я отдал своего единственного сына?! Ну, Шокальский, держись!
– Папа, – мягко остановил его Марц-младший, – я же тебе уже сказал. Меня эта грязь не коснулась, а урок я получил. Когда увидал Валевачева в гробу…
– Как он умер? От превышения нормы?
– Да. Юрий будто бы искал смерти после того, как скончалась Наташа.
– Что за Наташа?
– Его подружка, Наташа Латникова.
– Как и когда умерла она?
– Дайте подумать… Валевачев погиб в марте. Значит, она – в феврале. Всего на месяц раньше его, и тоже от избытка кокаина.
– Заядлая наркоманка?
– Нет, что вы! Наташа была хорошая девушка. Из простой семьи, но добрая, чуткая. Совсем не рядовая, мы все ее немного любили. А она потеряла голову от Валевачева. Тот был красавец и обладал сильным обаянием. Только очень испорченный мальчик. И Наташа все хотела его изменить.
– У них была связь?
– Да, конечно! Но к ней ничего плохого не прилипало. Удивительный человек… Она хотела отучить Юрия от дурных его привычек и с этой-то целью и понюхала кокаин. Решила узнать на себе, что это такое, что так влечет ее возлюбленного. Совсем по-детски… И умерла.
– С первого раза?
– Да. У нее была какая-то болезнь, вроде астмы. Она задохнулась.
– А Валевачев?
– Тот совсем после этого свихнулся. Принялся методически себя убивать, и в конце концов ему удалось.
– Понятно. Вернемся к Бомбелю. Вы уверены, что именно он был поставщиком отравы?
– Да, разумеется. Я много раз видел его в нашем институтском дворе. Он имел привычку приходить туда через калитку сторожа с большой корзиной. В ней было все: кокаин, морфий, хлоралгидрат, атропин. А еще водка, коньяк… Бомбель понимал, что он делает.
– А начальство, учителя? Так-таки ничего не знали, не догадывались? С трудом верится в такое.
– Как вы полагаете, господин Лыков, офицеры знают, что творится в казарме?
– Нет, конечно. В казарме правят унтер-офицеры.
– А в Дворянском институте таковых нет. Подростки сами решают, как им жить. И очень ловко умеют скрывать истинное положение от старших. Заправилами при этом выступают как раз такие, как Валевачев и Жомини. В них есть… обаяние наглости. Большинство мальчиков попадает под их влияние, пытается подражать; меньшинство не решается противиться. Поэтому в нашем институте творилось всякое. В том числе и жуткие вещи.
– А сообщить начальству означало бы доносить?
– Разумеется. С этим очень строго.
– Поэтому приходилось терпеть и ждать выпуска?
– Вы все поняли правильно.
– Что ж, благодарю за откровенность. Полагаю лишь, что теперь уже следует переговорить с вашим бывшим директором. А то он продолжает считать, что в его институте полный порядок.
На прощанье Лыков пожал обоим Марцам руки и сказал отцу:
– Вы узнали о сыне много нового, но ничего плохого. Поздравляю: у вас хороший наследник растет.
Марц-старший благодарно улыбнулся, но заговорил о другом.
– Получается, что я отдал сына в вертеп. Кокаин и женщины с доставкой на дом! Ну и дела… Вы сказали, этого негодяя Бомбеля задушили. Кто и за что?
– Как раз это я и выясняю.
– А я вам так скажу: хорошее дело сделали! Эдак-то ему и надо по его заслугам. Подумайте – нужно ли искать убийцу? Он исполнил за вас вашу работу, очистил воздух от паразита, а вы его хотите засадить в тюрьму. Чтобы другие Бомбели уже безнаказанно убивали наших детей.
– Прикажете передушить всех аптекарей?
– Не передергивайте, вы же понимаете, что я имею в виду. Таким, как этот ваш провизор, место на каторге.
– Однако подменять собой суд и выносить смертный приговор – нельзя. В России это может далеко завести!
Простившись окончательно с Марцами, Лыков поднялся по Ивановскому съезду наверх, в управление, и его сразу же вызвали к начальнику. Там уже находился сконфуженный Титус. Благово был сердит и встревожен.
– Ночью кто-то проник в мой кабинет и рылся в ящиках стола. Представляете, что он мог там найти, если это преступник! Дежуривший Девяткин мною арестован, я назначаю расследование.
– А вы уверены в проникновении?
– Вот, – статский советник помахал какими-то черными квадратиками. – Это глазированная бумага[84]. Она темнеет, когда попадает на свет. Вчера вечером, уходя со службы,
