Контрнаблюдение. В памяти остался давний вечер в одном колчестерском пабе. Они все, новички роты «браво» 2-го батальона, молча слушали ветерана-сержанта, успевшего послужить в провинции и любившего поделиться с молодежью приемами выживания. Доказательством знания предмета, о котором шла речь, служила медаль «За безупречную службу». Себя сержант — отчасти потому, что никак не мог повлиять на исход операции, — считал приманкой и всегда говорил о своей роли с энтузиазмом. Теперь и сам Кэррик оказался в роли живца. В роли, из которой трудно выйти целым и невредимым.
Они пересекли площадь. Официанты сворачивали навесы и убирали зонты, защищавшие выставленные на тротуар столики и стулья. Ситуация диктовала лишь один вариант: следовать за Вайсбергом.
Теперь он по крайней мере представлял, о чем разговаривали те трое, Вайсберг и двое телохранителей, в номере отеля. Разумеется, его держат под наблюдением. Сколько их — он не знал. Они были на мосту Глиникер и на улице в ту дождливую ночь. Они же направили Лоусона к киоску возле отеля, куда он пошел за жевательной резинкой. Они следили за ним и сейчас.
От чего зависела его жизнь? От того, насколько они хороши.
Остановившись перед витриной, Вайсберг притворился, будто рассматривает последние оставшиеся образцы украшений: часы, подвески, ожерелья, браслеты. Пройдя чуть дальше, он сначала задержался у входа в ресторан, где тщательно изучил наружное меню, потом у церкви, к которой спешили немногочисленные прихожане, — начиналась вечерняя служба.
Насколько они хороши, те, что ведут его сейчас? Кто они? Лучшие в своем деле или просто первые попавшиеся, кого Лоусону удалось оторвать от кабинетной рутины? Они вышли на широкую террасу. Дождь слабел, но ветер еще налетал порывами на каменные стены. Какой-то парень запускал воздушного змея. Вайсберг внимательно посмотрел на него, потом на бьющегося в темнеющем небе змея и, потянув Кэррика за рукав, указал взглядом вверх. Найти змея оказалось непросто — алое пятнышко, трепещущее в вышине. Паренек отпустил бечеву, и оно устремилось к тучам, поднявшись, наверно, на добрых четверть мили. Змей над рекой… будь она проклята.
Судя по всему, именно к реке Вайсберг и вел его — лучшего места, чтобы закончить игру, не сыскать. Сумерки сгущались. Скоро, совсем скоро, Виктор и Михаил вынырнут из тени и шепнут своему шефу пару слов. Что они скажут, ему не узнать. Он даже не поймет, выиграл эту партию или проиграл.
Кэррик шагнул к краю стены. Кусты и деревья спускались к самой воде. Несколько светлых пятнышек — лебеди? — неторопливо плыли к дальнему берегу, где их ждала тихая заводь. А на ближнем берегу тени тянулись к Висле. Не зная, что скажут Михаил и Виктор, сможет ли он в последний момент нырнуть в эту тень, спрятаться и убежать?
Спасет ли его кто-то?
Кэррик закусил губу. Алое пятнышко скрылось из виду. Спасет ли его Ройвен Вайсберг? Если «хвост» обнаружат, если Виктор и Михаил доложат, что они «под колпаком», захочет ли Ройвен помочь ему? Нет. Можно сколько угодно смотреть в его холодные глаза, пытаться прочесть что-то в выражении плотно сжатого рта, но так ничего и не понять.
И все же придется верить в Ройвена Вайсберга. Оставив в одиночестве парнишку со змеем, они повернулись, спустились со стены и зашагали назад, в Старо Място. Узкая улочка привела к невысокой арке. Вайсберг вдруг остановился, и Кэррик наткнулся на него. Может быть, он просто забыл, куда поворачивать, вправо или влево?
Обычно Кэррик редко заговаривал первым без особой на то причины, но напряжение требовало хоть какой-то разрядки.
— Спасибо, сэр, — сказал он и сам не узнал этот тихий, почти дрожащий голос. — Красивое место. Здесь все дышит историей.
Вайсберг удивленно взглянул на Кэррика и, взяв за плечо, с силой сжал пальцы.
— Истории здесь почти не осталось. Все уничтожила война. После восстания в гетто здесь был пустырь. Дома появились потом, их поднимали по кирпичику. Это подделка, обман. Все обман.
Деннис шел впереди, Эдриан следовал за ним. С того места, где остановился Эдриан, была видна невысокая арка над улицей. Штучка в ухе держалась отлично, потому что была сделана специально для него. Времена проводков, которые приходилось прятать под одежду, давно миновали. Прибор в ухе мог выполнять функции и приемника, и передатчика, но Эдриан, как и Деннис, предпочитал носить микрофон на запястье, в данном случае на рукаве куртки, чтобы прикрывать рукой рот, когда говоришь. Чревовещатель из него получался неважный, так что приходилось шевелить губами.
— Э-Первый. Как думаешь, горлышко здесь? Д-Первый, прием.
Ответ прозвучал тихим шепотом.
— Д-Первый. Думаю, горлышко здесь. Зачем еще было тащить его сюда? Э-Первый, прием.
— Э-Первый. Цель Два под аркой с Ноябрем. Да, вижу. Д-Первый, прием.
Эдриан закурил — повод поднести руку ко рту, — и проходившая неподалеку парочка, туристы-немцы, одарила его теплой улыбкой.
— Э-Один. Положим, горлышко здесь. Ты готов? Д-Первый, прием.
— Д-Первый. Я готов. Э-Один, прием.
Он не стал выбрасывать сигарету. Вообще-то Эдриан не курил, и дома на двери у него висел грозный стикер «Здесь Не Курят», но бросить сигарету на чисто подметенный тротуар означало привлечь к себе внимание, то есть совершить самый большой для профессионала грех. Ему и без того приходилось нелегко. С одной стороны, нужно держаться поближе; с другой — не дать себя раскрыть. Никто не обращает внимания на человека, который спокойно гуляет и никуда не спешит, и все замечают того, кто торопится. Подвернувшаяся как нельзя кстати мусорная урна позволила избавиться от сигареты, и Эдриан облегченно вздохнул. Он шел за «объектом» — к «горлышку».
В родном для Эдриана мире наблюдения процесс подразделялся на три стадии. Они видели, как русские сели в две машины. Особого внимания заслуживал, конечно, «объект». На их языке это называлось «лифт». Путешествие началось. Когда оно закончится, это будет называться «домом». Промежуток между этими крайними пунктами, началом и концом, именовался «контролем». Хотя никакого
Но делать нечего: ты должен идти туда, куда тебя ведут. Бросить нельзя — потеряешь цель.
Эдриан прибавил шагу и обошел Денниса под аркой. Сигарету в зубы, щелкнул зажигалкой, взгляд в сторону — Деннис опустил руку к карману, указывая пальцем вправо. Эдриан послушно свернул вправо, в темный переулок. Влево даже не посмотрел. Если это «горлышко», то русские скорее всего там. За последние дни он видел их несколько раз — на мосту и на Ванзее в Берлине, но никогда их не искал. Продолжая идти, он вдруг увидел впереди знакомые силуэты. «Объекта» и Ноября.
Снова за сигарету.
— Д-Один. О’кей, вижу «объект». У нас проблема. Э-Один, прием.
— Э-Один. Проблема? Всего лишь? Выкладывай. Д-Один, прием.
— Д-Один. Смешно, да. Проблема в том, что у нас тут целый караван с прицепом. Надо делать «коробочку». Д-Один, отбой.
— Э-Один. Понял тебя. Предоставь это мне. Д-Один, прием.
Он увидел урну и выбросил сигарету.
Часто ли вы видите бегущего по улице человека? Ему нравилось задавать этот вопрос своим ученикам. Разве человека запоминают не тогда, когда видят? Нынешняя практика заключалась в том — и этому они с Деннисом учили на занятиях, — чтобы использовать построение «коробочкой». Именно эту