отправилась в клуб предупредить сэра Генри. Если бы меня проводил к выходу не Уоррингтон, а кто-то другой, и если бы они не узнали друг друга, она могла бы выполнить свое намерение и бедняга Мортимер остался бы в живых. Должно быть, Стэплтон проследил жену до ее квартиры и принудил угрозами к молчанию.

— Он избил ее и в конце концов убил, но она так и не сказала против него ни единого слова. Никогда не пойму женщин! — Губы Лестрейда кривились в сердитой усмешке. Зная его жену, именуемую всеми, включая самого инспектора, «миссис Лестрейд», я не сомневался, что он говорит правду.

Немногие – во всяком случае не Лестрейд и не рядовой читатель «Стрэнда» – могут понять, почему я тайно подозревал, что Бэрил Стэплтон связывали не только узы страха и любви. Я не сомневался, что, подобно тому как некоторые зависят от наркотиков, она была обречена на сексуальную зависимость от своего мужа, мучительную и унизительную.

— Должен просить вас, Лестрейд, — заговорил я, — позаботиться о том, чтобы ни слова о косвенном участии Холмса в этом деле никогда не стало достоянием публики. Меня не заботит, как вы это устроите.

— Я не стану упоминать сэра Чарльза и историю с собакой, — согласился инспектор, — и прослежу, чтобы Стэплтона обвинили только в убийстве жены и доктора Мортимера. Он будет повешен, если на земле есть правосудие. На процессе не будет произнесено имя Шерлока Холмса.

— Отлично. Постарайтесь не упоминать и меня.

— Да что с вами такое, Ватсон? — осведомился Лестрейд. — Вы раскрыли запутанное дело и отправили на скамью подсудимых одного из самых ловких преступников. Почему же вы отказываетесь от славы?

— Предпочитаю обойтись без нее.

«Может быть, всего несколько строк, Ватсон?» – узнал я голос собственного тщеславия.

— Когда была убита собака Баскервилей и раскрыто убийство сэра Чарльза, Холмс назвал это дело одним из величайших в его карьере, — объяснил я. — Когда-нибудь я опубликую его описание в память о нем. Но так как он не прожил столько, чтобы поработать над этим… этим постскриптумом, я не стану предавать гласности его ошибку.

— Как хотите, — пожал плечами Лестрейд. — Я уважаю вашу преданность.

«Но совершенна только правда, а ложь всегда неудовлетворительна!» – взмолился голос.

— Молчать! — прикрикнул я. — Это решено!

Лестрейд обиженно нахмурился, думая, что я обращаюсь к нему.

Отчаянные дела

В предыдущем разделе убийство лишь однажды оставило свою кровавую мету, но следующий квартет приключений изобилует трупами и терроризмом. Одна история явно не публиковалась из соображений такта и деликатности, две другие – поскольку дела, связанные с Францией и Ирландией, требовали сдержанности и от Холмса, и от Ватсона. Возможно, самая любопытная история из четырех – «Приключение на тонущем корабле», которая могла бы быть опубликована в «Стрэнде», если бы не вмешательство абсолютно неожиданной инстанции.

Кэтлин Брейди

УБИЙЦА НА БУЛЬВАРАХ

Читатели «Воскрешенного Холмса» (издательство «Сент-Мартинс Пресс», 1996) помнят невероятную чушь, которую некий автор-«битник» сделал из истории с французским убийцей Юре, которую Ватсон впервые упомянул в рассказе «Сиреневая Сторожка»[17]. Мой ученый коллега Дж. Адриан Филлмор пришел к выводу, что дело слишком широко освещалось в газетах того периода, чтобы Ватсон брал на себя труд описывать его, однако рукопись, обнаруженная нами в нижнем отделении его сейфа, доказывает, что история не появилась в печати по другой причине, касающейся ее важного персонажа, Иды Минервы Тарбелл (1857–1944). Ида Тарбелл была в числе ведущих американских журналистов, специализировавшихся на «разгребании грязи». В 1904 году она написала историю компании «Стандарт Ойл», что привело к разоблачению противозаконных действий и судебному преследованию этой фирмы.

Утром 3 октября произошла катастрофа, которую предсказывал Холмс. В парижском полицейском участке взорвалась бомба такой силы, что останки одной из несчастных жертв были обнаружены свисающими с газового светильника.

До тех пор большинство парижан думали, что опасность миновала. Анархисты, терроризировавшие город прошлой весной, несколько месяцев не давали о себе знать. Страх сменился обычной настороженностью, царившей повсюду в 1894 году. Большинство обитателей французской столицы так долго жили с чувством ужаса, что уже не могли разобраться в причинах своих тревог. Казалось, они страдали хронической болью, которая притупилась просто в силу привычки.

Холмс и я находились в Париже в тот роковой день в результате принятого им несколько недель назад за завтраком в Лондоне решения. Я намазывал маслом тост, поданный миссис Хадсон на ее великолепном серебряном подносе, а Холмс читал сообщения о погоде в «Таймсе». Вскоре он бросил газету на пол и перенес внимание на ветчину.

— Спокойствие подходит к концу, — сказал Холмс. — С приближением зимы анархисты вылезут из нор. Они не могли орудовать взрывчаткой в жаркие летние месяцы, так как даже слабый перегрев способен вызвать детонацию, которая разнесет подрывника на куски. — Он налил себе вторую чашку чая. — Мы поможем парижской полиции, хотят они того или нет. Пожалуй, я устрою дело таким образом, что Дворец правосудия попросит нас о помощи.

Все именно так и вышло. Дипломатические контакты Холмса быстро обеспечили официальное приглашение. Французские официальные лица жаждали заручиться его содействием.

Впрочем, на сей раз цель была недостижима. Даже великий Шерлок Холмс не мог вырвать анархизм с корнем. У этого течения не было ни корней, ни выстроенных планов. Это была идея, подобная вере. Она не предполагала централизованного заговора – отдельные анархисты действовали самостоятельно, веря в абсолютную свободу личности. Они отвергали любую власть и были убеждены, подобно их философу Прудону[18], что «собственность – это кража».

Анархисты отстаивали идею превращения частной собственности в общественную, взрывая одно здание за другим. При этом гибли люди, даже оказавшиеся поблизости на улицах. Сначала они взорвали универсальный магазин, затем банк, и наконец один из них убил президента Франции. Летом насильственные действия прекратились, покуда террористы, мучаясь от жары, строили свои планы.

Холмс и я остановились в отеле возле Дворца правосудия в то роковое утро. Мы ели круассаны и пили кофе с молоком, тоскуя по бекону и чаю миссис Хадсон, когда к нам пришел журналист брать у Холмса интервью для нового журнала. Обычно Холмс редко соглашался на интервью, но эта персона являла собой новый тип, с которым ему хотелось познакомиться. Это была американская старая дева, живущая в Париже одна и содержащая себя Бог знает каким образом, не будучи связанной ни с какой определенной редакцией.

Ее звали Ида Тарбелл, и она была родом из Тайтесвилла в штате Пенсильвания, столицы американской нефтяной промышленности. Холмс забросал ее вопросами, на которые она отвечала,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату