Чем ближе он подходил, тем восхитительнее казался ему предмет его обожания. Безупречная кожа, идеальные зубы — в ней все сверкает, все совершенно. Подойдя так близко, как позволяла ему его смелость, Сэнди робко произнес:
— Привет, Рошель, рад тебя здесь видеть.
По лицу девушки пробежала тень сомнения. Одновременно три ее кавалера разом повернулись к тому, кого они приняли за незадачливого поклонника в поисках автографа.
Их остановила ее улыбка.
— Сэнди, неужто ты?
— Я уж подумал, ты меня забыла… — пробормотал он.
— Как это забыла? — воскликнула Рошель. Она встала и протянула ему обе руки. — Иди сюда, я тебя обниму.
Сэнди повиновался и, сам того не осознавая, получил по поцелую в каждую щеку.
Но это была только увертюра к праздничному салюту. Рошель принялась на все лады представлять Сэнди своим спутникам.
— Ребята, позвольте представить вам моего самого дорогого друга детства и, наверное, самого гениального американского ученого. А по счастливому совпадению, еще и сына Сидни Рейвена. Сэнди, это Харви Мэдисон, мой агент. Это — Нед Гордон, мой менеджер, а это — Март Хамфриз, мой рекламный агент.
Все трое поднялись и энергично пожали Сэнди руку, а Рошель продолжала:
— Мне очень жаль, что не могу тебя пригласить за наш столик, но у нас тут деловое совещание. Мой контракт заканчивается, его надо будет возобновлять, и мы проговариваем для себя кое-какие детали.
— Все в порядке, — ответил Сэнди. К нему начала возвращаться какая-то уверенность в себе. — Я все равно не один.
— Правда? — с любопытством воскликнула Ким.
— Да, — горделиво подтвердил Сэнди. — Вон она там сидит.
Четыре пары глаз издалека смерили Глорию оценивающим взглядом.
— Хорошенькая леди, — объявил Харви Мэдисон. — Тоже из наших, киношных?
Сэнди на миг показалось, что этой репликой агент принижает его девушку.
— Нет, — ответил он с оттенком высокомерия. — Она занимается историей искусств. Приятно было познакомиться, я пойду. Прошу меня извинить.
Рошель покричала вслед:
— Обязательно позвони мне до своего отъезда! Мы с тобой куда-нибудь сходим, вспомним старые времена.
— Да, да, конечно, — промямлил Сэнди.
Он вернулся к своему столу и сел.
— Прости, — сказал он, — это моя давнишняя приятельница, еще по Нью-Йорку.
Глория кивнула.
— У тебя на щеках помада.
Принесли еду. Пока официант суетился вокруг столика, Сэнди улучил момент и внимательно рассмотрел свою спутницу. Если не считать небольшого количества туши для ресниц, никакой краски на лице Глории не было. В отличие от Рошель.
Неожиданное общение с группой киношников придало Сэнди смелости.
— Насколько я понимаю, тебя интересует кино, — заметил он.
— Не ошибся. Мне кажется, пора женщинам занять подобающее им место в этом бизнесе. А ты как считаешь?
— Ну, по-моему, Барбре Стрейзанд это уже удается.
— Быть актрисой? Очень надо! — усмехнулась Глория. — Чтобы на тебя все пялились? Я уже работаю на полставки в монтажной лаборатории «Парамаунт». Если себя зарекомендую, когда-нибудь увидишь в титрах мою фамилию. В качестве режиссера.
— Пожалуй, за это надо выпить, — заявил Сэнди и поднял бокал шабли. Именно это вино значилось в карте под номером сто двенадцать.
А Глория провозгласила свой тост.
— Теперь моя очередь, — сказала она. — За то, чтобы ты как можно скорее разлюбил Ким Тауэр.
Сэнди опешил.
— Ты почему это сказала?
— Потому что, Сэнди, она искусственная, а ты настоящий.
Потом, в квартире Глории, они до глубокой ночи занимались сексом. После чего, все еще в возбуждении, Сэнди прошептал ей на ухо:
— Глория, если я тебе скажу, что, кажется, влюбился?
— Я тебя отговорю, милый. Я для тебя тоже не пара.
Домой он приехал около четырех утра. Потихоньку вошел — и с удивлением увидел, что в отцовском кабинете горит свет.
Сэнди заглянул в дверь — старший Рейвен, в шелковом халате, сидел в кресле, задрав ноги, и быстро просматривал какой-то сценарий. Справа и слева от него были горы бумаги.
— Пап? — шепотом окликнул он.
— А, сынок, ты меня напугал. Не ожидал, что ты так рано вернешься.
— Ты всегда так засиживаешься? — удивился Сэнди.
— Если хочешь чего-то достичь в мире кино, малыш, надо поменьше бока пролеживать. Через минуту-другую начнут звонить из Испании, мы там снимаем итальянский вестерн. А я тем временем посмотрел кое-какие новые сценарии — вдруг что дельное попадется.
— Когда же ты спишь?
— Это что — допрос? — рассмеялся отец. — Это я тебя должен допрашивать. Сэнди, у тебя какое-то странное лицо. Все нормально прошло?
— Зависит от того, как интерпретировать вводные данные, отец.
— Так. Давай к делу. Глория тебе понравилась?
— Она замечательный человек. Настоящая умница и…
— Сынок, я тебя не о ее личных качествах спрашиваю. Чтобы не ходить вокруг да около — тебе понравилось с ней в постели?
— Смеешься? Спасибо, что все устроил. Надеюсь, еще можно будет с ней повидаться до отъезда?
— Можешь на меня положиться, — обрадовался отец. — Но почему ты такой унылый? Ты должен сиять до ушей!
Сэнди хлопнулся в кресло, потом подался вперед, подпер подбородок руками и спросил:
— Пап, ты не обидишься, если я тебе задам по-настоящему интимный вопрос?
Старший Рейвен был озадачен.
— Конечно. Валяй.
Сэнди собрался с духом.
— Рошель Таубман — такая же, как Глория?
— Не понимаю. Говори толком.
— Я и говорю. Они обе — амбициозные девушки, жаждущие пробиться наверх в мире кино.
— Так. Я понял. Да, в этом смысле они похожи.
— Значит, Рошель тоже приходится спать со всяким, кого ей подложит ее продюсер?
— Я ей не начальник, — ответил Сидни уклончиво. По его тону нельзя было понять, лукавит он или говорит правду.
— Перестань, отец, ты же на одной с ней студии работаешь. Спорим, в ваших кругах всякий знает, кто с кем спит и почему — по любви или из карьерных соображений.
— Это не взаимно исключающие вещи, мальчик мой. Но я все же не пойму: почему после того, как я устроил тебе самую памятную ночь в твоей жизни, во всяком случае, я на это надеюсь, ты ведешь себя словно прокурор на суде?
