слабо вооружены и обшиты плохим лесом и железом. «У нас дрянные мачты, скверные паруса, плохая артиллерия, плохие офицеры, плохие матросы», – жаловался адмирал Вильнев морскому министру.
При этом французский флот в целом все же вполне соответствовал требованиям военно-морского дела того времени и не так уж сильно уступал технически английскому, чего нельзя было сказать об их союзниках испанцах, чей устаревший флот в буквальном смысле гнил в Кадисе и Ферроле. Кроме того, в 1802-м и 1804 году по Андалусии прокатилась эпидемия желтой лихорадки, которая привела к большой смертности среди матросов. Нехватка людей восполнилась принудительным набором из числа бедноты и преступников, а потому своей выучкой и боевым духом испанцы уступали даже французам. Вот что писал в 1802 году французский инженер Форфе о причине морского превосходства англичан: «У них на кораблях все хорошо организовано… и артиллерия их хорошо действует… У вас же совершенно противное». Английские канониры в действительности стреляли гораздо более метко и быстро. Им удавалось делать по выстрелу в минуту, тогда как лучшим французским стрелкам на это требовалось три минуты. Существенным недостатком французской корабельной артиллерии было практически повсеместное использование старых запальных фитилей, минусом которых была задержка при выстреле, что снижало и его прицельность, и дальность. Некоторые военно-морские эксперты и историки даже высказали предположение о том, что если бы французские канониры вели бы огонь с такой же скорострельностью, как и английские, то вряд ли Великобритания одержала бы победу в Трафальгарском сражении.
Между тем многие французские военачальники, которые не могли не понимать того, что их военные морские силы существенно уступают англичанам, относилось, к своей флотилии не столь скептически. В Булони верили или, скорее, хотели верить в непобедимость новой «Великой армады» и даже дискутировали вопрос по поводу возможности ее столкновения в Ла-Манше с английским линейным флотом. 12 января 1804 года Наполеон писал адмиралу Гантому в Тулон: «Я сейчас возвратился из Булони, где развернулась усиленная работа. Напишите мне Ваше мнение об этой флотилии. Надеетесь ли Вы, что она перевезет нас на берег Альбиона? Только 8 часов ночного времени, благоприятные нам, и судьба мира будет решена». Но ни адмирал Гантом, ни адмирал Вильнев, ни командующий Булонской флотилией адмирал Брюи не верили в благополучный для французских суден исход их столкновения в Ла-Манше с английским военным флотом. Как бы ни были утешительны сопоставления количества орудий в Булонской флотилии с судовой артиллерией у англичан, как бы ни были соблазнительны расчеты на то, что мелкие суда французов представляют собою трудно уязвимую цель, легко предугадать, чем закончилось бы столкновение между мощными английскими линейными кораблями и мелкими судами, управление которыми в бою представляло непреодолимые затруднения.
Французские флотоводцы довольно скептически оценивали состояние флота своих союзников – испанцев.
Морской министр адмирал Декре говорил Наполеону:
«Я верю в действительную силу кораблей Вашего величества и в той же степени уверен в тех кораблях Травины, которые были уже в море. Но что касается прочих испанских кораблей, которые в первый раз выйдут из порта, дурно вооруженные, под командой неопытных капитанов, то, признаюсь, я не знаю, что можно осмелиться предпринять на другой день вступления под паруса с этою многочисленною частью союзного флота». Один испанский флотоводец отмечал, что его подчиненные лишены инициативы, зато слепо следуют любым приказаниям своих командиров: «Опыт показывает, что испанцы вынуждены действовать в системе, которая отличается формализмом и требует безукоризненного следования приказам, и потому в бою не проявляют инициативы и постоянно ждут приказов командующего насчет того, как им надлежит действовать в той или иной ситуации. В итоге они просто не в состоянии проявить инициативу и правильно воспользоваться сложившейся в их пользу обстановкой». При этом многие британские флотоводцы отмечали безграничную смелость и отвагу, присущие испанским морякам. Уильям Робинсон, который участвовал в Трафальгарской битве, сражаясь на британском линейном корабле «Ривендж», вспоминал: «Испанцы сражались так же яростно, как и французы… и, если принимать в расчет морскую подготовку и храбрость, то они вполне заслуживают признания».
С того самого дня, как Наполеон Бонапарт уверился, что для выполнения его предприятия Франции нужен большой флот, он принялся за дело его восстановления с той же энергией, с какой осуществлял все свои проекты. Еще в марте 1803 года было предписано заложить 10 кораблей во Флессингене и в трех главных коммерческих портах Франции: Нанте, Бордо и Марселе. В Бресте заложено было 3, а Лориане – 5, в Рошфоре – 6, в Тулоне – 4, в Генуа и в Сен-Мало – по 2. Таким образом, число линейных кораблей французского флота могло возрасти менее чем за 2 года до 66. К началу военных действий объединенные силы франко-испанского флота насчитывали около 85 линейных кораблей против 105 английских. Корабли союзников базировались в Текселе, Бресте (18 линейных кораблей и 6 фрегатов), Рошфоре (4 и 5), Ферроле (5 и 2), Кадисе, Картахене и Тулоне (соответственно 10 и 4).
К тому же Наполеон приказал собирать все возможные средства: рыбацкие лодки, шлюпки, баржи, плоты, байдарки – все, что могло плавать. Они собирались со всей округи и доставлялись из других мест. Известно о доставках лодок из Голландии и из Парижа. Было собрано и построено почти две тысячи различных судов.
Основная стратегическая задача Наполеона состояла в том, чтобы стянуть французский военный флот к Ла-Маншу в момент, когда эскадры Нельсона будут находиться далеко от берегов Англии. Пока же этот момент не наступит, неприятель должен быть уверен в том, что Наполеон намеревается произвести высадку без помощи военного флота и что именно поэтому он и вооружает свои военные суда. Уже после того, как планы вторжения в Англию потерпели крушение, Наполеон в приказе по армии от 1 сентября 1805 года следующим образом объяснял свои намерения: «Если бы я построил одни транспортные невооруженные суда, то неприятель легко понял бы, что высадка будет произведена только после прибытия военного флота. Но, вооружив флотилию артиллерией, я обманул неприятеля, который решил, что я намериваюсь пробиться к его берегам только с помощью этой флотилии». Но в действительности Наполеону, как покажут дальнейшие события, обмануть неприятеля не удалось. «Это шлюпочное дело, – говорил Г. Нельсон, – может быть лишь частью великого плана вторжения, но никогда оно не может быть самостоятельным».
Сооружение Булонской флотилии и сосредоточение ее заняло с небольшими перерывами около трех лет. Исходными пунктами экспедиции были выбраны Булонь и прилегающие к ней небольшие порты: Этапль – с юга и Амбльтез и Вимре – с севера. Но флотилия строилась не только в этих четырех портах, но и вдоль Жиронды, Луары, Сены, Соммы, Уазы, Шельды, Рейна и других рек, берега которых покрылись импровизированными гаванями. Отсюда канонерские шлюпки стекались в полном вооружении к океану и под охраной береговых батарей перегонялись партиями в 30–60 парусов с севера и с юга по этапам к пунктам сосредоточения. Наполеон уделял особое внимание организации береговой обороны, которая должна была отражать попытки англичан помешать сосредоточению флотилии вторжения. «Я с крайним неудовольствием узнал, – писал он 30 октября 1803 года генералу Даву, – что англичане успели ограбить судно, севшее на мель между Гравелином и Кале. При настоящей охране берегов подобного случая не могло бы быть. Кавалерийские отряды и конная артиллерия могли подоспеть и не допустить англичан грабить судно… Прикажите расставить кавалерийские пикеты так, чтобы они могли беспрепятственно встречаться на разъездах. Прикажите содержать орудия в упряжи так, чтобы по первому сигналу они могли немедленно поспевать на места, где суда сядут на мель. Наконец, прикажите надзирающим генералам быть всегда на лошади, делать маневры сухопутным войскам, проверять канониров, стерегущих берег… Известите меня поименно о всех постах, какие поставите, и о местах, где расположите конную артиллерию».
Специальные меры были приняты и для охраны военных лагерей и портов со стороны суши. «Чтобы помешать проникновению шпионов, – писал маршал Ней, – часовым было приказано стрелять по каждому, кто проскользнет сквозь цепь заграждения. От шпионов, пытавшихся проникнуть повсюду и выработавших свою сигнализацию и связь, специально охранялись ветряные мельницы. Были запрещены выходы из портов в море рыбачьих лодок. Ведь дело шло об экспедиции, от которой зависело будущее Франции». Гавани Булонского лагеря расширялись и углублялись, к набережным причаливали все новые суда, по внутренним водным путям со всей Франции и из Голландии сюда свозили в большом количестве пушки, снаряды, ружья и провизию. Войска обучались быстрой посадке на суда, умению управлять ими и в короткий срок высаживаться на берег.
Но и англичане также не бездействовали: Англия, до сих пор пренебрегавшая укреплением своих
