блистательный проект, что когда-либо занимал его мысли, он строго осуждал переход соединенного флота в Кадис. Наполеон видел в этом решении не расчет, а панический страх, и тем суровее упрекал Вильнева в неверии в свои силы и в нерешительности, ибо, как писал Декре, «никакое чувство не было более чуждо его великой душе и не поражало его неприятнее в других».
Императору адмирал Вильнев объяснял свои действия бедственным положением и плохой готовностью флота. Самое интересное, что с точки зрения современных военных историков, у адмирала был реальный шанс прорваться к Ла-Маншу, так как английские флотоводцы долго не могли скоординировать свои действия, нужно было лишь проявить достаточную смелость. Несмотря на причины, усложнявшие четкое выполнение наполеоновского плана «Булонской экспедиции» и даже частично ее срывавших (например, потеря двух кораблей в сражении у мыса Финистерра), план императора все-таки мог бы быть выполнен, чему способствовали сами англичане, допустившие стратегическую ошибку. 17 (5) августа адмирал Корнуоллис послал вице-адмирала Р. Кальдера опять к Ферролю с 18 линейными кораблями, оставив при себе 17. Вследствие этого сложилась благоприятная обстановка для союзных франко-испанских сил. У Гантома в Бресте был 21 корабль против 17 адмирала Корнуоллиса, а у Вильнева 29 – против 18 вице-адмирала Р. Кальдера. Если бы французские адмиралы проявили решительность, то, пусть и с потерями, но все-таки смогли бы прибыть в Булонь.
О том, был ли шанс у Вильнева, Жюльен-де-ла-Гравьер Рош пишет так: «Какой оборот приняли бы дела, если бы союзный флот, стоявший со 2 августа в Ферроле, не так медленно двигался, а напротив, устремился бы на 35 кораблей Корнуоллиса? При воспоминании о том, что произошло впоследствии у Трафальгара, невольно рождается вопрос: мог ли соединенный флот, даже позволив разбить себя, нанести при этом неприятелю такой вред, чтобы принудить его выпустить из Бреста эскадру Гантома? Если бы, напротив, Вильнев, так как на это и указал раздраженный император адмиралу Декре, соединился бы в Виго с отрядом капитана Лаллемана, который пришел туда 16 августа, то он, по всей вероятности, направясь к Бресту, разошелся бы с Кальдером, не встретив его, и тогда, имея 33 корабля, легко бы мог справиться с 18 кораблями, оставшимися у Корнуоллиса при Уэсса-не. Однако более вероятно то, что Кальдер, явившийся перед Ферролем 20 августа, узнал бы через нейтральные суда о движении Вильнева. При этом известии Кальдер, без сомнения, тотчас бы воротился к Корнуоллису или, как сделал бы это на его месте Нельсон, стал бы преследовать и тревожить союзный флот до последней возможности. В таком случае опасения Вильнева и Гравины, без сомнения, оправдались бы. И притом, если бы даже, несмотря на столько препятствий, Вильнев и Гантома соединились – оставалось еще провести эти 55 кораблей в Канал. Тогда следует еще спросить, неужели не попытались бы 35 английских кораблей, к которым присоединились бы, может статься, еще новые подкрепления, воспротивиться этому переходу? В двух шагах от своих портов, в таком море, где Шербургне представлял тогда для французских эскадр достаточное убежище, ужели не могли они атаковать с успехом армаду, правда огромную, но мало привычную к морским крейсерствам, которую притом весьма трудно было бы держать вместе при непостоянных ветрах, при сильных и неправильных течениях, господствующих в этих водах, и к тому же в такое время года, когда ночи уже становятся темными и продолжительными. К несчастью для Вильнева, ответ на эти вопросы не вызывал сомнения».
В Кадисе французские суда простояли два месяца, позволив английской эскадре подтянуть подкрепления и заблокировать себя. За это время с французских, а еще больше с испанских кораблей дезертировало множество матросов. Некоторых из них поймали на улицах Кадиса перед самым снятием кораблей с якоря, но все же немало их успело скрыться в окрестностях города, так что к началу похода немногие команды оказались в полном составе. 27 сентября Вильнев получил приказ взять на полшага продовольствия и направиться из Кадиса через Гибралтар в Средиземное море, в Картахену, соединиться там с 8 линейными испанскими кораблями, а затем высадить в Южной Италии десантные войска. В своей новой кампании на суше Наполеон хотел использовать союзный флот у берегов Южной Италии, откуда он намеревался нанести удар Неаполитанскому королевству.
Одновременно с новой оперативной директивой Вильнев получил от адмирала Декре из Парижа следующее письмо: «Главное намерение императора состоит в том, чтобы отыскать в рядах, в каких бы то ни было званиях офицеров, наиболее способных к высшему начальствованию. Но чего ищет он прежде всего, так это благородной любви к славе, соревнования за почести, решительного характера и безграничного мужества. Его Величество хочет уничтожить эту боязливую осторожность, эту оборонительную систему, которые мертвят нашу смелость и удваивают предприимчивость неприятеля. Эту смелость император желает видеть во всех своих адмиралах, капитанах, офицерах и матросах, и, каковы бы ни были ее последствия, он обещает свое внимание и милости всем тем, кто доведет ее до высшей степени. Не колеблясь нападать на слабейшие и даже равные силы и сражаться с ними до уничтожения – вот чего желает Его Величество. Для него ничто потеря кораблей, если только эти корабли потеряны со славой. Его Величество не хочет, чтобы его эскадры держались в блокаде слабейшим неприятелем и приказывает вам в том случае, если он явится таким образом перед Кадисом, немедля атаковать его. Император предписывает вам сделать с вашей стороны все, чтобы внушить подобные чувства всем вашим подчиненным – делами, речами, – словом всем, что может возвысить душу. В этом отношении не должно пренебрегать ничем: смелые подвиги, всевозможные ободрения, рисковые предприятия, приказы, возбуждающие энтузиазм (Его Величество желает, чтобы эти приказы были как можно чаще отдаваемы и чтобы вы мне их регулярно пересылали) – все средства должны быть употреблены, чтобы оживить и возбудить мужество наших моряков. Его Величество желает открыть им доступ ко всем почестям и отличиям, которые будут непременной наградой за каждый блистательный подвиг. Ему хочется надеяться, что вы первый заслужите эту награду, и я считаю своим приятным долгом сказать вам со всей искренностью, что, несмотря на упреки, которые мне велено вам сделать, Его Величество ожидает только первого блистательного дела, которое доказало бы ему ваше мужество, чтобы изъявить вам особенное свое благоволение и наградить вас самыми высшими отличиями».
«Депеша эта, возвышенный стиль которой обнаруживается на каждом шагу, ее блестящий язык, столько раз зажигавший энтузиазмом ряды французских войск, дают ясно понять, каким образом Вильнев решился месяц спустя дать Трафальгарское сражение, – писал по этому поводу Жюльен-де-ла-Гравьер Рош. – Приказав своим флотам действовать наступательно, император ожидал от любви к славе, от увлечения битвой того, чего можно было достигнуть только терпеливыми усилиями, и таким образом, можно сказать, хотел скорее вырвать победу отчаянным усилием, чем оспаривать ее равными силами. К несчастью, он взывал тогда к человеку, весьма храброму лично, который в унынии, им овладевшем, готов был решиться на все, чтобы смыть пятно со своей чести. С недовольными союзниками, с кораблями, многие из которых еще не видали моря, с офицерами, доверие которых он утратил, с канонирами, которые большей частью ни разу еще не палили из пушек с качающейся палубы, Вильнев, измученный, решился сыграть одну из тех партий, которые могут при проигрыше поколебать самые твердые государства».
Прошло всего несколько дней, и Наполеон отдал Вильневу новый приказ, предписывавший после прибытия в Картахену проследовать к Неаполю. «Я желаю, – требовал император, – чтобы везде, где встретите неприятеля, слабейшего в силах, Вы бы немедля нападали на него и имели с ним решительное дело… Вы должны помнить, что успех предприятия зависит более всего от поспешности Вашего выхода из Кадиса. Мы надеемся, что Вы сделаете все, что от Вас зависит, чтобы поскорее это исполнить, и рекомендуем Вам в этой важной экспедиции смелость и наивозможно большую деятельность». Но, понимая ужасное состояние эскадры, в которой не хватало людей, а некоторые корабли были в очень плохом состоянии, и опасаясь столкновения с блокирующими силами англичан, вице-адмирал Вильнев не хотел выходить в море, игнорируя приказы Наполеона. В свою очередь Наполеон обрушил свой гнев на Вильнева, обвиняя адмирала в недостатке решительности и в несправедливых жалобах на свои корабли.
Не надеясь, что Вильнев по приказу обретет отвагу и мужество, император срочно направил ему замену в лице вице-адмирала Шевалье де Росильи. Путь из Парижа в Мадрид, а оттуда в Кадис был в те времена долгим. К тому же карета, на которой ехал де Росильи, сломалась в дороге. Вильнев узнал о приезде своего преемника в Испанию, когда тот еще не успел добраться до Кадиса. Приказ уступить свой пост командира эскадры в пользу адмирала Росильи и отправиться во Францию для ответа за свое непослушание шокировал Вильнева. «Я бы с радостью, – писал он морскому министру, – уступил первое место адмиралу Росильи, если бы только мне позволено было оставить за собой второе; но для меня невыносимо потерять всякую надежду доказать, что я достоин лучшей участи. Если ветер позволит, я
