– Марина, это был деловой разговор, – несколько принижаю свое мужское достоинство ради святой истины и демонстрирую нож с выкидным лезвием. – Всегда при мне. Без ваших дозволений.
Рябов с удивлением посмотрел на меня, а затем на Марину.
– Деловой, – фыркнула она. – Наташка подмывалась перед этим деловым разговором.
– Она лицо мыла, потому что Голубенко ее сильно расстроил, – поясняю Рябову, но Марина никак не может успокоиться:
– Правильно. Голубенко расстроил. Зато ты утешил.
– Еще как, – самодовольно говорю, с ужасом вспоминая о предстоящих трудовых подвигах.
– Кто бы сомневался, – чуть сбавила тон Марина.
– Сколько ты спал в эти сутки? – серьезным тоном спрашивает Рябов.
– Мало, – снова говорю чистую правду, боясь подвести Сережу.
Женщины, конечно, способны украсть часть жизненной энергии, но недосып перед схваткой куда опаснее, здесь Рябов снова прав. Только я очень сомневаюсь, что он скомандует мне раздеться, выспаться и лишь затем приступить к так называемому хобби.
– Выпей эту таблетку, – командует Сережа.
– А что, допингконтроля не будет?
– Контроль будет. Идем без оружия.
– А ножик?
– Ну кто сегодня без ножа ходит? Тот, у кого молоток. Поехали. Воха с ребятами уже веселятся. Мы и так задерживаемся.
– Я с вами, – выскочила из-за стола Марина.
– Нет, – твердо ответил Рябов.
– Мариночка, если не вернусь живым, ты знаешь, кого прикончить, – киваю на коммерческого директора. – И не забудь на моей тризне заколоть Педрилу. В загробной жизни мне без него станет скучно.
Марина пристально посмотрела на Рябова.
– Нет, – повторил Сережа, и я тут же пришел к нему на помощь:
– Мариночка, не переживай, для тебя тоже работа есть, – не без удовольствия наблюдаю, как теплеют ее глаза. – В моем кабинете на столе кучка бумажек и фотографий. Уничтожь это добро.
– Теперь у нас их уже двое, – пробормотала Марина
– Кого? – полюбопытствовал Сережа.
– Костиных заместителей, – отрезала секретарша и спросила у меня:
– Эти бумажки точно…? Однажды я так поступила, а потом…
– Не тот случай, Марина. Документы и фотографии мне уже не нужны.
– Они вообще никому не понадобятся, – гарантировал Рябов.
Саша уверенно вел машину по плохо освещенным улицам. Привык, наверное, глаза как у пумы сделались. Некоторые улицы были залиты исключительно лунным светом. Ничего. Завтра шара кончится, бесплатное освещение стухнет, луна спрячется. В моей работе учитываются и такие нюансы.
Таблетка Рябова явно подействовала. Я почувствовал прилив бешеной энергии и словно вернулся в те годы, когда каждый из нас, воспитанных улицей пацанов, был безрассудно отважен, с легкостью пер навстречу опасностям, будто намеряно десяток жизней. Тогда казалось – это именно так; но прошли годы, и последствия безрассудства юности стали сказываться даже на людях, ведущих тихий образ жизни. Они, в отличие от меня, сильно изменились, однако очень часто, особенно при перемене давления, в дождливую погоду начинают ныть кости, и поврежденные в давних драках мышцы напоминают о том времени, когда они не обращали никакого внимания на полученные травмы, полагая – только на них все заживает как на собаке, только им улыбается удача.
Несмотря на мой довольно экзотический вид, я сразу понял, как отстал от жизни, стоило очутиться на дискотеке в “Аладине”. Название с одним “д” переливалось бешеными огнями и сразу напомнило мне вывеску магазинчика, находящегося неподалеку от моего офиса. Эта лавка носит название “Victoрi”, в смысле победа. Просто художник по ошибке вместо английской буквы “R” намалевал русскую. Когда хозяину лавки об этом намекнули, он с ходу заметил: “И так сойдет”. Правильно, может, он магазин именно “Виктопи” хотел назвать, мало ли какие слова на вывески цепляют? К тому же художнику доплачивать не нужно. Зачем тогда всяким “Аладинам” удивляться? Тем более, в трех шагах от моего офиса висит рекламный щит: “Изготовление бронебойных дверей и сейфов”.
Да, от жизни я точно отстал, думал хожу, как принято. Ошибался. Мой экзотический вид был весьма скромным в сравнении с прикидами молодых людей, дергавшихся под бешеные ритмы группы “Моди Бойз”, то и дело демонстрирующей свое совсем уж потрясное одеяние с гигантского монитора профессиональной системы “Караоке”.
– Что-то я наших не вижу, – ору в ухо Рябова, уводящего меня в глубь зала.
Сережа тоже прифрантился, нацепил на себя длиннющий макинтош образца пятидесятого года, а потому, верняк, такой клевый прикид сведет с ума от зависти кое-каких местных рэпменов и их бикс. Сам видел, некоторые из чуваков уже тащатся от макинтоша.
Я тоже тащусь. Вслед Рябову, к забронированному заранее столику. Воху и его орлов что-то не видно. Да и вряд ли я их узнаю. Если Сережа так меня вырядил, представляю себе, что он из Андрея сотворил. Слава Богу, хоть голову мою всего лишь косынкой украсил, я тут такие причесоны видел – полный отпад. Волосы красные на голове дыбом стоят, любой петух от зависти выпадет в осадок. Словом, полный дрейв, блин, хэви мэтл.
– Никого не вижу, – гораздо тише жалуюсь Рябову, дегустируя отвратительное пойло, которое здесь подают под видом коньяка.
От подлинного коньяка клопами несет, не такими, которых Рябов разыскал, самыми настоящими. Тот гадючий суррогат, которым “Аладин” местных гурманов потчует, имеет сходство с настоящим напитком только потому, что в рюмках подают и запахом – его, наверняка, уже использовали в качестве клопомора. Ничего страшного, это я такой придирчивый, а постоянные клиенты поскачут, косячки застрочат, шприцы достанут, чем там еще молодежь занимается – неважно, главное, они под это дело не пойло непонятного разлива, а мочу, разбавленную денатуратом, сожрут и заторчат.
– Так где же… – снова пытаюсь выяснить у Рябова местоположение команды Вохи.
– Не видишь?
– Нет.
– Ну и хорошо. Значит, работают профессионально. Зачем тебе Воха, потерпи немного, таких людей увидишь. Замечательных. Познакомишься поближе, так сказать. Только прошу, действуй наверняка.
Я промолчал оттого, что иначе просто не умею. Характеристику Пороха изучил, все остальное приложится. Без пояснений Рябова я сразу понял, какие выдающиеся люди приперлись сюда, когда по просьбе какого-то Дина зазвучала музыка ансамбля “Пинк Флойд”. Вряд ли это Дин Рид, скорее всего фамилия у него вовсе не американская, но, как сказала Оля, сейчас все так поступают. Нет, Оля, не все. Пороха ведь не кличут Пауда, так что да здравствуют настоящие патриоты, вроде нас с ним. И то, что в “Аладин” пришли люди выдающиеся, – без очков на носу ясно.
Ишь, как их к столику ведут, местная прислуга чуть до пола не извивается, правильно, уважаемые люди, соль земли нашей, не профессора какие-то траханые, не художники нищие и прочий ученый сброд, а сам Порох. Выдающаяся личность. Я себя тоже когда-то такой считал, а когда кидал официантам щедрые чаевые, они смотрели на меня с таким благоговением, словно какой-то недоделанный Нобиль не достоин завязывать шнурки на моих кроссовках. Я тогда в кроссах ходил. Сегодня тоже их надел,
