руками.
Я рискнул напомнить отставному райкомовцу, как на выборах специально поддерживал его противника, чтобы у того не осталось на победу ни единого шанса, а народ сам попросит переселить ветеринаров с морского берега поближе к нуждам людей.
Это же дело государственной важности, вдруг на кошку какого-то работяги срачка нападет, так он на своем производстве вместо того, чтобы обдумывать, как еще больше наработать для блага общества, начнет ронять себе на ногу фрезу от страшных переживаний по поводу домашних неурядиц. Мэр поведал мне: забота о человеке – прежде всего, даже если живот разболится не столько у него, как у близкого, однако народ до сих пор почему-то безмолвствует.
Народ сказал свое слово В горсовет и редакции газет посыпались письма и звонки трудящихся – до каких пор мы будем волочить своих любимцев за город, перегружая и так хреново работающий общественный транспорт? Где реальная забота о населении и социальная защита, независимо от его породы? Почему донельзя больные собаки гавкают в трамваях и пытаются бегать по головам пассажиров за кошками? Вдобавок, караул, куда смотрят народные избранники, завтра памятник архитектуры отправится по прямому назначению еще раньше, чем те, кто под эти памятники вовсе не стремится даже на самом престижном кладбище города.
После всего этого, идя навстречу пожеланиям трудящихся, руководствуясь прочими благими стремлениями по обеспечению достойной собачьей жизни народа вместе с другими делами по гуманитарной помощи от моей фирмы, ветеринарная служба перестала создавать проблемы общественному транспорту и переселилась в прекрасно отремонтированный, а главное оборудованный последними достижениями в области кошачьего здравоохранения дом, чуть ли не в самом центре города. К слову сказать, это здание, если бы не я, тоже имело все шансы грохнуться оземь со здешней силой.
Однако вместе со старинным особняком я приобрел головную боль. Да еще какую. Стройматериалы, рабочие, бульдозеры и краны были уже наготове вместе с дизайнерами, но разве все эти дела принесли столько проблем, как сосед, живущий за забором с противоположной стороны?
Это был единственный человек, которого, несмотря на уговоры Вохи, в отличие от других, не удалось отселить из опасной зоны. Дед с орденскими колодками на рваном пиджаке оказался шибко доблестным и стоял на защите нескольких грядок, словно сорт клубники с его огорода именовался “Сталинград”. Ветеран войны грозил вспороть животы прорабов садовыми ножницами и обвинял их в развале Советского Союза, торжественно клянясь, что не позабыл диверсионных навыков, приобретенных под руководством товарища Ковпака. Кроме устных обещаний, он врезал залпом писем во все инстанции, вплоть до благополучно скончавшейся кормушки имени Народного контроля и напугал до смерти работяг, осмелившихся приблизиться к границе его трехсоточных владений.
Пенсионер вел себя еще наглее ленд-лорда, подрывал престиж родины на международном уровне, обзывая строителей недобитыми власовцами-бандеровцами, и эти турки испуганно разбегались, хотя по-русски хорошо понимали всего несколько коротких слов, с помощью которых воинственный дед в свое время строил коммунизм.
Когда ветеранское наступление по всем фронтам приобрело очертание грядущей победы, а на стройку зачастили комиссии с явно голодным блеском в глазах, я вызвал к себе Воху и объявил ему строгий выговор.
Андрей виновато опустил голову, а затем сказал, что он исправится сегодня же. Потому что дед имеет дурную манеру не только ежедневно отравлять жизнь вокруг себя, махать палкой и гавкать на иностранцев сильнее, чем все бывшие пациенты из особняка по соседству, но и купаться в море перед сном. Исключительно для успокоения нервов и чтобы набраться сил перед очередным рейдом по нашим тылам.
Так, в свое время Воха нырнул в одном месте, где плавал морской котик, и тому стало совсем неинтересно подыматься на поверхность моря. Наверняка этот дед тоже хочет отдохнуть на морском дне. Тем более, несмотря на его явно воинские навыки, он не окажет такого сопротивления, как утопший котик из спецподразделения морской пехоты империалистической Америки, нагло мешавшей строить социализм тем, кого оберегал Воха согласно интернациональному долгу по соединению пролетариев всех стран. Сегодня, понятно, американцы уже хорошие, а социализм продолжают строить исключительно диктатуры отнюдь не пролетариата, а потому террорист из-за забора, стоящий на пути прогресса, спасения архитектурного памятника и дальнейшего процветания родины, ничем не хуже того морского пехотинца.
В ответ на предложение Вохи, я сказал: ”О пенсионерах, конечно, нужно заботиться, однако не до такой степени”. И лично отправился к ветерану с двумя бутылками горючей смеси, твердо усвоив по дороге к его строению времен недоразвитого социализма, что Советский Союз будет восстановлен чуть позже этого особняка, в котором мы понаделаем коммунальных квартир для трудящихся, всех нынешних демократов перевешаем, замаскированных и явных власовцев-бандеровцев с прочими фашистами, прикрывающих свою спекуляцию словом “маркетинг”, перестреляем, посадим, перевоспитаем и восстановим забор не только вокруг его дома, но и всей страны.
После второй бутылки дед согласился с моим планом действий по наведению порядка в общественно-экономической жизни, и вместо очередного неопознанного трупа в море на теперь уже моем участке появился отличный садовник. Ветеран получает солидную прибавку к пенсии. Его внучка поступила в институт, а домик стал соответствовать нынешнему дню. Дед с радостью на лице подстригает деревья с кустами и, как мне кажется, уже не мечтает, чтобы мой особняк сверху донизу был заселен рабочим классом из вчерашнего колхозного крестьянства.
Таким образом, я не только восстановил памятник архитектуры, приблизил ветеринаров ближе к нуждам народа, но и обеспечил жильем молодых специалистов из команды Вохи, поселившихся вместе с заместителем коммерческого директора в здании имени Леонарда Вышегородского и двух комнатах моего дома-крепости.
Ограду вокруг небольшого парка-сада ковали не турецкие работяги, прекрасно зарекомендовавшие себя на многочисленных новостройках Южноморска. Хотя один из мастеров-ювелиров по металлу точно турок-месхетинец, однако коллектив беженцев, поселившихся в Южноморске, воистину интернационален. Я стремлюсь поддерживать традиции, ведь прежде наш город привечал любого, независимо от его вероисповедания, национальности или цвета кожи, лишь бы он своим трудом увеличивал богатство общего дома под названием Южноморск.
Вот потому я пригласил этих мастеров с золотыми руками, заранее купил для их семей квартиры, помог получить гражданство и даже прописку, пожизненно обеспечил высокооплачиваемой работой. И они трудятся, да еще как, в то самое время, когда где-то далеко их соплеменники, воспитанные на чувстве единой семьи советского народа, только успевают молотить друг друга.
Раз дерутся, значит это кому-то выгодно. Кто-то же зарабатывал деньги или политический капитал, который в конечном итоге – те же самые бабки, когда мгновенно сбросившие оковы цивилизации дети разных народов, веками живущие бок о бок на одной земле, стали ожесточенно убивать друг друга. Но тогда старшина моего кузнечно-ювелирного цеха азербайджанец Рафик спас своего коллегу армянина Вардана, и теперь они снова вместе, здесь, на гостеприимной земле Южноморска. Мира вам, люди, и процветания, здоровья, денег и счастья детям – вот такая супернациональная идея пришла в голову, когда на моих глазах Вардан и Рафик выковали пробную металлическую лилию для украшения ограды, которая и без этих цветов – самое настоящее искусство, достойное продолжение традиций Востока и кастлинских мастеров.
С Рафиком, правда, пришлось повозиться, он меня все хозяином именовал, на “вы” обращался. Кто знает, может, традиция у них такая, но когда мастера-ювелиры завершили главные работы по отделке одного из подвальных помещений, о котором, кроме них, никто не знает, я не в виде благодарности, а исключительно для поддержания традиций фирмы чуть ли не в приказном порядке потребовал, чтобы все мастера обращались ко мне, как другие, исключительно на “ты”.
При этом попросил слегка смутившегося мудрого мастера Рафика об одной услуге. Он ответил: “Конечно” – и чуть было снова не добавил это противное слово “хозяин”. Я сказал ему вполне серьезно: если в моем отношении к людям засквозит хоть легкое пренебрежение или попрет из
