Этот город послал Димитрию второму 30 000 рублей, что составляет 83 333 простых талера и 8 полных грошей, из расчета 24 гроша на один талер, и безвозмездно принял на постой 1000 конников, обеспечив их также надолго фуражем и мукой. Но поляки все равно этим не удовлетворились, совершали большие насилия над купцами в лавках, над простыми жителями на улицах, над боярами в их домах и дворах, покупали в лавках без денег что только им попадалось на глаза и могло им пригодиться, и это было причиной многих бед, о чем будет сказано ниже.
Города Кострома, Галич, Вологда сдались Димитрию, присягнули ему и, наверное, остались бы верны своей присяге, если бы этого не отсоветовал им, на беду и погибель себе и городу, один проклятый перекрещенец, нидерландец Даниель Эйлоф, живший в России в этой местности и занимавшийся солеварением. Он им написал, что они не обязаны соблюдать присягу, ибо они клялись хранить верность Димитрию Ивановичу, сыну Грозного, прирожденному царевичу земли Московитской. А сейчас он узнал достоверно, что этот — не сын Грозного и не Димитрий первый, а другой, новый обманщик.
Этот перекрещенец собрал в своей солеварне 200 пеших московитов с луками, стрелами, топорами и пиками, с этой силой он собирался прогнать всех поляков. Но когда поляки наведались к нему, он спрятался со своими тремя взрослыми дочерьми в погребе, оставив 200 московитов на потеху полякам, которые всех их убили. Поляки обнаружили его и его дочерей в погребе 11 декабря, взяли их в плен и потребовали, чтобы он и его дочери дали выкуп в 600 талеров. Если бы один добрый, благородный, честный человек по имени Иоахим Шмидт, поставленный Димитрием вторым воеводой в Ярославле, не воспрепятствовал этому, ссудив ему 600 талеров, он получил бы своих дочерей совсем в другом положении, чем то, в каком они были, когда их от него увели. Поэтому он и его дочери по справедливости до конца жизни должны были быть благодарны ему, а как они его отблагодарили, скоро будет описано в главе XV.
13 декабря 1000 русских были убиты недалеко от солеварни перекрещенца и многие деревни сожжены. В тот же день к Ярославлю из лагеря Димитрия и Сапеги пришли Александр-Иосиф Лисовский с 5000 казаков и Иван Шумиский с 900 конных копейщиков; они проехали ко двору и к солеварне перекрещенца, все дотла сожгли и поубивали всех, кого там застали. Оттуда они повернули на Кострому и Галич, сделали то же самое с этими клятвопреступными и вероломными городами. Города сожгли и всех, кто им попался навстречу, убили, награбили много добра, золота и серебра, порыскали по всей этой местности и вернулись с большой добычей снова в лагерь. Этим и закончился 1608 год, в который Димитрий второй причинил неописуемо много вреда в одном конце бедной России.
В этом году беды с еще большей силой обрушились на все четыре конца России, так что отсюда легко было понять, что Господь Бог гневается на эту землю и сурово взыскивает с ее жителей. Всюду шли большие кровопролитные войны. Димитрий второй упорно осаждал Москву и Троицу. Где только можно было причинить ущерб московитам, там его десять тысяч ратников не ленились, жгли, убивали, грабили всюду, куда им только удавалось попасть.
Они завалили лагерь всяким провиантом: маслом, мукой, медом, питьевыми медами, солодом, вином, всевозможным скотом в таком изобилии, что можно было удивляться. Головы, ноги, печень, легкие и другие внутренности животных выбрасывались, и их так много лежало всюду на проходах в лагере, что собаки не могли всего сожрать, и из-за этого в лагере распространилось такое зловоние, что даже стали опасаться мора. Ежедневно самые маленькие люди в лагере варили и жарили что только есть отменного, пили больше медов, чем пива, в таком изобилии был найден сотовый мед у крестьян и в монастырях.
Польский король Сигизмунд III тоже пришел в этом году с 20 000 ратников под Смоленск, требуя, чтобы город и крепость сдались ему добровольно, ибо они издревле принадлежали польскому королевству. Смольняне же в ответ ему не послали ничего, кроме пороха и пуль. Он стоял там полтора года до 13 июня 1611 года, потерял во время штурмов много храбрых немецких воинов, так что от всего полка едва осталось 400 человек. Смольняне в крепости испытывали недостаток в соли и уксусе, отчего у них началась повальная болезнь, от которой они умирали один за другим, так что при взятии города там находилось едва 300 или 400 совсем здоровых людей, которые никак не могли отстоять город, осажденный на столь большом протяжении, иначе королю пришлось бы подольше повозиться с крепостью, прежде чем он овладел ею. Много тысяч московитов приходило из крепости в это время к королю и присягало его величеству на верность, но большинство изменило клятве и уехало в Москву или куда они имели возможность.
Ширина стен вокруг города — 23 фута, и они так высоки, что штурмовые лестницы в 35 перекладин не могли бы достать доверху, если бы брустверы не были сбиты. Осажденные подвезли много тысяч возов камней и подняли их на стены, так что если бы там осталось хоть столько здоровых людей, чтобы у каждой бойницы стоял один-единственный человек, то они хорошо продержались бы, хотя у них не было ни пороха, ни ружей, ни копий, ни сабель. Тяжелыми орудиями стенам не было причинено никакого особого вреда.
Если король и взял крепость, то лишь благодаря тому, что со стороны Днепра стена была взорвана миной на 10 саженей и через пролом устремилась пехота с развернутыми знаменами, а это привело смольнян в такой ужас, что многие побросали оружие и дали убить себя. Те же, которые ушли из города в Кремль, взорвали себя вместе с женами и всем, что они с собой взяли, и так сами лишили себя жизни. Воевода с сыном были взяты в плен и уведены в Польшу. Ну, а какой вред за столь долгое время причинило в разных местах земли войско в 20 000 человек, легко можно догадаться.
За год до взятия этого города Шуйский отправил королю под Смоленск гонца с посланием и предложил передать его королевскому величеству русскую монархию, если его величество придет со своим войском в Москву и поможет прогнать Димитрия второго. Через два дня после прибытия этого гонца польскими воинами был схвачен в поле московитский лазутчик, направленный Шуйским к смоленскому воеводе с письмами, а в них было сказано, чтобы он держался, а Шуйский убедит короля добрыми словами оказать ему помощь в усмирении Димитрия второго, а после того, как это произойдет, поступит с королем и его людьми так, что немногие из них вернутся из России в Польшу. Когда это было прочтено королю, его величество подивился московитской хитрости и лукавым козням, приказал поэтому убить обоих посланных и сказал: «Ни одному московиту доверять нельзя. До мерзавца Шуйского я и вправду доберусь, когда будет на то воля господня и время, но так, что он меня уже не обманет».
В этом 1609 году князь Михаил Скопин вернулся из Швеции и привел с собой Понтуса Делагарди с 3000 немцев и с воинами из других народов. Когда он пришел в Новгород Великий, он собрал и всех местных князей и бояр к себе, намереваясь освободить с ними Москву, как об этом дальше будет сказано. Иноземные воины, которых он привел с собой, тоже не оставили на месте ничего, кроме слишком горячего или слишком тяжелого.
С третьей стороны в это лето 1609 года в Россию вторглись также и татары с 40 000 человек и за три раза увели за рубеж бесчисленное множество захваченных людей и скота, не считая того, сколько они поубивали и побросали старых и малых, не имевших сил идти с ними, да и скота тоже. А об ужасном вреде, который они причинили стране поджогами, и говорить не приходится. В это время раздавались горестные стенания жителей, потерявших не только скот, но и людей, ибо многие жены лишились мужей, мужья — жен и детей, так что даже камень — и тот разжалобился бы.
В том же году возмутился один польский боярин, по имени Ляпунов, переманил на свою сторону несколько принадлежавших Москве городов и повел войну против Димитрия, против Шуйского, а также против его величества короля польского. Он называл себя белым царем, хотел бороться, как говорил, за христианскую московитскую веру; где проходили его воины, там после них даже трава не росла. На четвертом конце земли Русской в феврале, марте и апреле указанного года снова отпали от Димитрия второго некоторые присягавшие ему города, а именно: Вологда, Галич, Кострома, Романов, Ярославль, Суздаль, Молога, Рыбинск и Углич. Во всех углах толпами собирались тысячи крестьян. С теми немцами и поляками, которых они заставали в загоне, т. е. в поисках провианта или в разведке, они поступали во много раз грубее и беспощаднее, чем поступали с ними прежде поляки. Если крестьяне приходят в ярость, они обычно ведут себя, как обезумевшие, помешанные, и, как дикие свиньи, не щадят ничего, разрывают и раздирают, что только могут, и, ударив раз, продолжают бить по тому же месту. Сохрани Бог попасть в их руки какому-нибудь честному воину.
Единственной причиной их отпадения от Димитрия были несправедливости и большие бесчинства поляков, которые не могли отказаться от грабежей и насилия, пока не стали спускать под лед, перерезать