Димитрия, не верить ему и не признавать его, а тем более не принимать обратно его самого. Они стали поносить и царицу Марину Юрьевну, да так, что писать об этом не приличествует, и это побудило ее тайно скрыться из лагеря в Дмитров к господину Сапеге.
3 января 1610 года Димитрий второй послал одного боярина, по имени Иван Плещеев, из Калуги в лагерь разведать, какого о нем мнения рядовые поляки и что они говорят, думают ли они, что лучше было бы, если бы он остался и был с ними, или нет. Если тот заметит, что они с охотой примут его обратно, то пусть скажет им, что царь Димитрий повелел сообщить им следующее: он потому отсутствует, что хочет набрать денег, и с этими деньгами как можно скорее приедет к вам и заплатит вам за несколько кварталов, если вы живым или мертвым доставите в Калугу его воеводу Романа Рожинского, этого клятвопреступного изменника. Поляки очень легко согласились бы на это, если бы вышеупомянутая клятва, которую они дали после бегства Димитрия, не послужила им помехой и не удержала бы их. Ничего не добившись этими происками, Плещеев взялся за Ивана Мартыновича Заруцкого, который был полковником над 20 000 казаков, попробовал, не удастся ли ему подбить его и его казаков на то, чтобы они покинули лагерь и поляков и перешли в Калугу к Димитрию, но и в этом не преуспел. Полковник Заруцкий отправился с большинством казаков из лагеря под Смоленск к польскому королю. Многие казаки, которым до смерти надоела эта диковинная война, ушли снова в Дикое поле, а в Калугу к господину Димитрию направились только 500 казаков, за которыми погнались поляки из лагеря и в пути многих из них затоптали конями или убили.
Вскоре после этого Димитрий послал в лагерь к полякам еще и калужского воеводу пана Казимира, настоящего Вер-тумна. Этот с поляками был истым поляком, а с русскими — истым русским. Когда он заметил, что ничего не может добиться у поляков, он так долго ластился к господину Рожинскому, что ему наконец разрешили снова уехать в Калугу, чтобы забрать оттуда и тайно переправить в лагерь все его оставшееся там добро, но обязали его, после того как это будет сделано, тоже тайком удрать и вернуться в лагерь к полякам. Этому Казимиру Рожинский дал записку для господина Скотницкого, который долго воеводил там, но потом впал у Димитрия в немилость и был смещен, ибо отказался идти против польского короля. В записке этой было написано, чтобы Скотницкий сплотил вокруг себя всех поляков, которые были на заставах в Калужском крае, и они схватили бы Димитрия и привезли его в лагерь.
Записку придворный льстец Казимир отдал самому Димитрию, сказав, чтобы он почитал, что пишет его вероломный полководец Рожинский воеводе Скотницкому. Как только Димитрий, читая записку, узнал, что он столь коварно должен быть схвачен Скотницким, он разъярился и тотчас же, не расследовав дела и не учинив допроса, приказал палачу и его подручным взять ночью Скотницкого, отвести его к реке Оке, протекающей у Калуги, и спустить его под лед.
Когда же бедняга спросил, почему с ним так поступают, что он такого сделал, в чем его преступление, почему с ним, не выслушав его и не спросив, так обращаются в этой темени, подручные палача ответили, что царь Димитрий приказал им не спорить с ним, а стащить его в реку. Они накинули ему на шею веревку и поспешили с ним к реке, словно они тащили дохлую собаку. Последние его слова были: сЕсли такова награда за то, что я в течение 2 лет так преданно служил и выдержал такую тяжкую осаду, то да сжалится надо мной госпадь!» У его жены и детей было отнято все, что они имели, и отдано пану Казимиру за совершенное им предательство. При этом Димитрий в ярости поклялся, что если Бог поможет ему сесть на свой престол, он не оставит в живых ни одного иноземца, даже младенца в утробе матери.
13 января упомянутого года приехал в Калугу самый преданный каморник царицы Юрген Кребсберг, родом из Померании, переодетый в крестьянское платье. Царица послала его из Дмитрова с устным поручением к своему супругу Димитрию. Его приняли с радостью, богато одарили и отправили спешно обратно также с устным ответом, в котором было сказано, чтобы царица приложила все усилия и старания, чтобы тайно как можно скорее выбраться оттуда в Калугу к Димитрию, а не дала бы полякам увезти себя оттуда к королю под Смоленск, о каковом намерении поляков Димитрию доставлены достоверные сведения и т. п.
В это же время Скопин и Понтус наконец собрались идти на Дмитров, под которым в постоянном страхе стоял господин Сапега, почему он и посоветовал царице, если она желает ехать в Польшу к своему отцу и матери и не хочет попасть во власть Скопина и Понтуса, тайно выйти и отправиться в Калугу к своему супругу. Царица ответила: «Чем мне, русской царице, с таким позором возвращаться к моим родным в Польшу, лучше уж погибнуть в России. Я разделю с моим супругом все, что Бог нам предопределил». И она тотчас же приказала сделать себе из красного бархата мужской костюм польского покроя, надела его, вооружилась ружьем и саблей, а также надела сапоги и шпоры и выбрала хорошего быстрого коня. Сапега дал ей в провожатые московитских немцев, которые были у него в Дмитрове, и 50 казаков; с ними она не хуже любого воина проехала 45 немецких миль и ночью после Сретенья прибыла в Калугу.
В Калуге перед воротами она сказала страже, что она доверенный каморник Димитрия со спешным и очень важным к нему донесением, о котором никто, кроме него самого, не должен знать. Царь сразу сообразил, в чем дело, приказал казакам хорошенько охранять ворота, а камор-ника впустить. Тот сейчас же поехал к кремлю, к царскому крыльцу, спрыгнул там с коня, предстал пред очи своего государя и тем доставил ему большую радость. А так как привезенная царицей из Польши женская свита уехала с цари- цыным отцом в Польшу, то она взяла себе новую свиту из немецких девушек, родители которых жили в этих местах. Гофмейстериной над ними назначила тоже немку и все время очень благожелательно и благосклонно относилась к немцам, что она и доказала на деле (как вскоре будет рассказано), когда спасла нас от крайней опасности и смерти и сохранила нам жизнь.
Вскоре после этого, едва царица уехала, Скопин захватил острог под крепостью Дмитров. Сапега со служившими у него поляками оставил крепость Дмитров, прошел мимо большого лагеря Димитрия под Москвою к монастырю Св. Иосифа, поставил там несколько сот казаков, а сам направился в Смоленск к королю. Остальное его войско разбило зимний лагерь на реке Угре в очень плодородной и обильной скотом местности, которую все это время еще ни разу не посещали войска, но в эту зиму и весну ей сильно досталось. Упомянутый переход господина Сапеги послужил причиной тому, что поляки и казаки тоже не захотели оставаться в большом лагере.
Несколько московитских вельмож, как, например, Иван Тарасович и Михаил Глебович Салтыков, явились со многими другими князьями и боярами под Смоленск к королю и — как хитрые, лукавые умы — посоветовали королю, раз в России сейчас больше нет прирожденного наследного государя, который мог бы быть царем в такой монархии, отправиться и попытать счастья, поскольку к тому же благодаря Димитрию второму к Москве перекинут превосходный мост, да и вся страна до Москвы тоже обессилена и усмирена и т. п. Такого благоприятного случая ему, пока стоит город, не видать, если он пропустит его сейчас. Они же сами постараются среди своих соотечественников в Москве и поспособствуют тому, чтобы Шуйский был свергнут, а его величество или его сына избрали и приняли.
Оставленные Димитрием поляки также отправили своих послов под Смоленск к королю, вызывались прийти к его величеству и пойти против московитов, если им выплатят все, что им остался должен Димитрий второй. В этом его величество отказал им и ответил, что если они хотят служить его величеству, то жалованье они, наравне с другими его воинами, будут получать со времени поступления на службу
Но поляки были недовольны таким решением, одни стали ругать полководца Рожинского за то, что он изгнал их государя Димитрия ради короля, и себя за то, что они нечестно поступили с Димитрием, нарушив принесенную ему присягу, в силу которой они так долго служили ему. Очень немногие пренебрегли не полученным у Димитрия жалованьем и поехали к королю. Большинство отправилось на Угру к войску Сапеги и стало там ждать, какие окончательные сведения относительно жалованья привезет Сапега, возвратившись от короля. Тем временем они на всем протяжении грабили этот сытый край, делали на него набеги, разоряя и опустошая все.
Скопин и Понтус со своими иноземцами дошли до Москвы, не встретив больше сопротивления. Вся эта сторона от Лифляндии и Шведского государства до Москвы в один год была настолько очищена от войска Димитрия, что не видать было больше ни одного поляка или казака из 100 000 человек, которые почти два года стояли под Москвой и под Троицей и вовсю хозяйничали там, ибо всех их принудил отступить небольшой отрядец немцев и солдат других народностей под начальством Понтуса.
Как Понтус Делагарди и его войско были приняты в Москве Шуйским и как Скопил был восхваляем за свою службу
Понтусу и всем пришедшим с ним войскам московский царь Шуйский был очень рад, часто посылал
