Все совпадения неслучайны

которых было написано про серьги, смерть Александры и ее жениха Мишеля Протасова. Они обещали вернуть бумаги, но потом так все закрутилось! Поиски склепа, убийство Ковалевского, призрак, исчезновение Валена… В общем, не до того было.

«Где же дневники? Куда они делись? – лихорадочно вспоминал Ник. – Кажется, я отдал их. Точно! Я был так напуган, что не чаял от них избавиться! Но вот кому?»

Он с трудом восстановил в памяти все, касающееся пожелтевших тетрадей, исписанных рукой француженки Полины Боженар. Кажется, он тогда был в больнице по причине острого нервного расстройства… и к нему пришел незнакомый мужик, крутой качок. Как же его звали? Влад, кажется. Вспомнил! Именно Владу он отдал дневники и письма в придачу. Там еще была пара ветхих писем… С тех пор Ник о бумагах забыл напрочь. А ведь их действительно надо вернуть. Они числятся в музейном архиве, и у Вики могут быть неприятности. Черт! Как нехорошо получилось…

– Вы меня слушаете, Николай? – спросила Вика.

Ник встрепенулся. Кажется, она что-то говорила, а он задумался и пропустил мимо ушей.

– Да-да, конечно, – поспешно ответил он. – Слушаю.

– Когда вы могли бы передать мне бумаги?

– Ну… Вален уехал, а бумаги были у него. Впрочем, я попробую их найти. Может быть, он оставил их у хозяйки квартиры? Он снимал квартиру…

Ник заврался. Его, что называется, «понесло». Но надо же что-нибудь говорить! Пока он найдет Влада, пока попросит вернуть тетради… Неизвестно, сохранились ли они. Влад мог их кому-то отдать или уничтожить.

Мысли метались в голове Ника, сменяя одна другую.

– Хорошо, я подожду, – упавшим голосом ответила Вика. Видимо, ее уже спрашивали о бумагах.

– Вика! Давайте встретимся, погуляем по Москве, – предложил Ник. – Мне будет приятно вас увидеть…

– Правда?

Вика тоже скучала. Вален разбудил ее романтическую натуру щедрыми обещаниями и… пропал. Забыл о ней. Николай тоже очень интересный молодой человек, москвич. Почему бы не провести с ним время?

– Так вы согласны?

– Пожалуй, да…

Ник почувствовал, что она улыбается. Значит, он ей не безразличен. Чудесно! Наконец-то он разгонит проклятую тоску, будет встречаться с замечательной девушкой. Все складывается как нельзя лучше. Черная полоса в его жизни кончилась…

* * *

…В раннюю пору его бурной жизни, когда он еще носил другое имя, его смелые усы, длинные вьющиеся волосы, каким могла бы позавидовать любая женщина, безупречное телосложение придавали ему вид Аполлона. Перед ним все двери были открыты, но его мрачная душа, как бы случайно попавшая в столь прекрасное тело, его неоправданный цинизм, неприкрытые сарказм и злоба, переходящие в бесконтрольную ярость, делали его самым неприятным гостем. Выпив изрядное количество «гадости» – так он называл самые лучшие вина, которые ему подавали, – он начинал описывать присутствующим картины Страшного суда и адских мук, которым подвергаются души грешников. Отвратительные сцены, живописуемые им, приводили людей в недоумение и ужас, настроение у них портилось, аппетит пропадал, и появлялось непреодолимое желание выскочить из-за стола и бежать куда глаза глядят, прочь от безумного пророка, возвещающего неминуемые объятия «геенны огненной».

Постепенно круг его общения сужался, пока господин Араун де Бриссон не остался в полном беспросветном одиночестве. О, сколько справедливого негодования, сколько желчи изливал он на «неблагодарных людишек», этих «бурдюков для вина и еды», которые не желают смотреть правде в глаза, не желают признавать неприглядные стороны жизни! Им бы только набивать желудок, спать да развлекаться! Им даже слышать не хочется о том, к какому бесславному концу их приведут легкомыслие, сиюминутная суета и леность…

Ах, да что сожалеть без толку! Бриссон решил махнуть на все рукой. Он предусмотрительно поселился вдали от толчеи и шума, на тихой роскошной вилле в римском стиле, с чудесным внутренним двориком, фонтаном и огромным садом. Жилище его располагалось на берегу моря, окруженное зарослями вечнозеленых кустарников, чьи жесткие листья блестели на солнце, как серебро.

В окрестностях виллы поселилось несметное количество летучих мышей, и если одинокий путник или нежданный гость забредали в жилище сего господина, то воспоминания об этом кошмаре надолго отбивали охоту приближаться к чудесным беломраморным хоромам, в которых поселился «сам дьявол».

Однако месье де Бриссона постепенно стала одолевать скука. Охота и созерцание морского пейзажа не могли развлечь его как следует. Мрачные темные глубины души де Бриссона взбунтовались, требуя новых впечатлений.

Он решил отдаться занятиям тайным и по-настоящему порочным, чему-то вроде черной магии и колдовства… Окунувшись в эту бездну с головой, Араун де Бриссон словно прозрел. Вот чему стоило посвящать свое время и силы! Вот что может дать ему не иллюзорную, а самую что ни на есть подлинную власть над ничтожными невеждами, которые называют себя людьми.

Вся его прежняя жизнь показалась пресной, бесцельной и лишенной смысла. Но теперь… Теперь все изменилось! Он вассал Повелителя Тьмы и будет служить ему бессрочно и безоглядно.

Де Бриссон купался в собственных честолюбивых мечтах. Он пристрастился не просто к роскоши, но к роскоши непомерной, присущей владыкам Востока. Его привлекал Карфаген, где экзотическое изысканное зло поражало неиссякаемым разнообразием и обилием острых ощущений, недоступных вялому воображению европейца. Бледные лица и жидкая кровь не приспособлены для подобного…

Араун де Бриссон принял посвящение в Рыцари Ордена Черной Розы, самого тайного и могущественного из всех, с которыми он сталкивался. Эта игра пришлась ему по душе…

* * *

Вадим отдыхал после очередного «заказа». Он всегда так делал – получив деньги, «падал на дно», меняя адреса и не позволяя себе ни единого контакта. Из столицы он не уезжал. Зачем? В Москве спрятаться легче, чем в самом дремучем лесу.

Его тянуло к Евлалии. Все чаще он видел ее в своих беспокойных снах. Впрочем, теперь, кажется, и наяву. Она следовала за ним повсюду неслышной тенью, прильнув к его сердцу, как ядовитый цветок. Тоска по ее черным глазам, сладким губам, по ее горячему телу сводила его с ума. Он вспомнил картину «Искушение», которую случайно приобрел на Арбате, – копию полотна Артура Корнилина…

Художник неким мистическим образом прикоснулся к тому, о чем ему знать было не положено, и поплатился за это жизнью. Теперь он мертв, Богдан тоже… Горский уехал во Францию, и от него ни слуху ни духу. Наверное, стоит позвонить Никите…

Вадим колебался. Общение с кем-либо в период «спячки», как он называл вынужденный уход от мира, против его правил. Но любопытство оказалось сильнее. Мобильный Никиты, как назло, не отвечал. По домашнему телефону ответила бабушка Никиты, сообщив, что «молодые уехали, а куда – неизвестно, наверное, в Крым…».

Евлалия насмешливо смотрела на него со старой фотографии. Вадим сжал голову, стараясь преодолеть приступ невыносимой боли. Она ждет его… А он? Что он здесь делает? Почему все еще не с ней?..

Она страдает, тогда как другие женщины упиваются счастьем, купаются в любви мужчин! У Евлалии были толпы поклонников, ей рукоплескали лучшие театры мира, склоняясь перед мощью ее таланта, замирая от ее дивного, чарующего голоса… Но совсем не этого жаждало ее измученное сердце! Потому она и ушла… непонятая, оплаканная не теми и не за то, оставшаяся загадочной и таинственной звездой незакатной…

Она боролась с собой… разрушая свою суть, гордую и порывистую, полную ненасытного огня. Как она могла завидовать людям? Она! Прекраснейшая царица – на сцене и в жизни! Полновластная владычица его сердца. Ей не хватало чувств, коими можно было бы наслаждаться безудержно, – он дал бы ей эти чувства. Он дал бы ей все…