— Саш, а Саш! — вдруг донесся его жалобный голос уже почти из коридора.
— Чего тебе, Мурашов?
— Саша, а не могли эти пылинки прилипнуть как-нибудь случайно?
— Вова, ну что ты мелешь, надоел! — огрызнулся Попов. — Во-первых, не просто пылинки. Это — пух! Представь — человеку закрывают чем-нибудь рот и нос, ну, например, той же подушкой. А он ведь не хочет задохнуться? Правда? Человек начинает вывертываться, задыхается, вдыхает активно ртом воздух, вот все соринки-пылинки и засасываются так глубоко, как никогда не бывает при спокойном дыхании. Тебе когда- нибудь соринка в рот попадала?
— Ну попадала.
— И что?
— Ну выплюнул, и все. Хотя один раз я комара проглотил.
— Молодец. Вкусный был комар?
— Не знаю, не распробовал. Но ведь я его мог и вдохнуть?
Саша посмотрел на Мурашова болезненно.
— Мог. Ты сам сейчас все и сказал. Вдохнуть. Вдох — активный процесс. Если б ты его вдохнул, у тебя начался бы невероятный кашель. Просто приступ кашля. В таком состоянии не повесишься. Даже если и стоишь на унитазе.
— Но ведь здесь не комар, пушинка?
— Мураш, ты дурак? Представляешь себе человека, который лезет в петлю и подушку держит перед мордой?
— Пойду щас попробую, — пробурчал Мурашов. — А вдруг получится.
— Не получится. Только зря повесишься. Только тебя еще тут вскрывать не хватало. Короче, Мураш, я тебе так напишу в выводах: «Обнаружение инородных тел (а именно — пушинок) в трахее и главном бронхе потерпевшей свидетельствует о прижизненном их попадании. Таким образом, причиной смерти по совокупности установленных повреждений и патологических изменений является механическая асфиксия от закрытия отверстий рта и носа мягким предметом, предположительно содержащим пух в своем составе». Удовлетворяет тебя такой вывод?
— С вами — уже ничего не удовлетворит.
— Картошку из «Макдоналдса» меньше жри. Антонина, я закончил, забирай бабульку! — Саша с облегчением содрал с себя перчатки и фартук и тоже пошел к раковине. Он и не заметил, как Соболевский уже ушел из секционной.
— Ну все, я понял, завтра позвоню генетикам, — сказал Мураш и снова быстро вышел в коридор, а оттуда на улицу. Саша про себя отметил, что розыгрыш по поводу генетической экспертизы пуха удался, и хмыкнул.
Тридцать граммов разведенного спирта подействовали на Лену потрясающе. Она как бы разделилась на две половины. Первая — вдруг полюбила весь мир. Лаборантская комната Людмилы Васильевны — достаточно тесная, загроможденная старой мебелью, вдруг стала казаться Лене верхом уюта. Яблоки, наваленные в тазу на полу (и действительно сочные и сладкие), — самыми лучшими в мире фруктами. Вторая половина Лены вдруг неожиданно обиделась на мудрого и опытного руководителя кафедры — таким предстал в этот момент в Ленином сознании Петр Сергеевич. Почему он не принимает меня всерьез? Не доверяет? Лена почувствовала срочную потребность доказать, что она на кафедре друг, а не враг.
Людмила Васильевна при ней что-то спросила Рябинкина по поводу откидывающихся шкафов — Лене захотелось знать все досконально: и как и где Рябинкин закажет макеты, и сколько уже заказано, и когда будет выполнен заказ — ведь уже занятия на носу? Она ужасалась и радовалась. Ужасалась, как много еще не сделанного, радовалась, что уже многое удалось подготовить. При этом Лена вовсе не выглядела ни пьяной, ни даже хорошо опьяневшей. От природы матовая кожа ее лица лишь слегка зарумянилась. Людмила Васильевна, тоже, кстати, хорошо выпившая, даже нашла Лену весьма хорошенькой. И удивилась про себя, как это она этого с первого разу не заметила.
Лена до этого случая разведенный спирт никогда не пила — ну не приходилось. Она, в принципе, и водку-то особенно не пила. И компании у нее такой «водочной» не было, да и поводов как-то не находилось, чтобы здорово напиваться. Поэтому если бы кто-нибудь на трезвую еще голову предложил Лене пересчитать тридцать граммов чистого девяностошестиградусного медицинского спирта на концентрацию водки и сказал бы ей, что она вот так, почти одним махом, способна выпить больше чем полстакана, она бы, наверное, не поверила. Однако сейчас она сидела с Людмилой Васильевной и Рябинкиным за одним обеденным столом и переживала за провальное начало учебного процесса на кафедре.
— Да кто вам сказал, что начало провальное? — изумился Рябинкин. — В учебные комнаты осталось только методички разнести — и все в порядке. А то, что макетов пока нет, так и занятия по осмотру трупа на месте обнаружения пока проводить не будем. Оставим напоследок. Макеты и сделают через неделю. Хотя бы частично. Все равно будет не так плохо, как в то время, когда вы учились.
— Кто же вам так быстро макеты сделает? — спросила Людмила Васильевна.
— Не вам, а нам, — с достоинством поправила ее Лена.
Людмила Васильевна покосилась на нее. Осторожнее надо наливать этой девушке, решила она. А то, не ровен час, случится с ней как с предыдущим заведующим…
— Я часть макетов уже давно заказал! — с какой-то даже ребяческой гордостью похвастался Петр Сергеевич. — Завтра их привезут, после обеда. Таким образом, три шкафа мы сразу заполним. Останутся еще три.
— А сразу нельзя было? Кредит бы на эти цели в банке оформили. — Людмила Васильевна скептически поджала губы. — Делать вам нечего, свои деньги тратить. Будь я вашей женой, я бы вас на порог после этого не пустила.
Петр Сергеевич посмотрел на лаборантку и улыбнулся.
— Вот поэтому, Людмила Васильевна, я и не женюсь.
— А где же вы их заказали? Ведь это сложное дело, наверное? — удивилась Лена.
— Представьте себе, здесь, в городе. В мастерской при краеведческом музее. Там работает старый мастер. Он всю жизнь изготавливал макеты для музея. Лиса в заснеженном лесу выслеживает мышь. В поле гуляют фазаны — в общем, флора и фауна этого региона в натуральную величину.
— И моего сына, когда он в четвертом классе учился, как раз водили всем классом на экскурсию в этот музей. И я с ними ходила, — вспомнила Людмила Васильевна. — Я ж в родительском комитете всю жизнь была! Так я эти макеты помню. Они там уже лет двадцать как выставлены. — И Людмила Васильевна принялась на пальцах высчитывать сроки.
— Мне кажется, я тоже их помню, — Лена вдруг запрокинула голову и рассмеялась переливчато, взахлеб. Белая шишечка на ее горле слегка зашлась, как у птицы. — В краеведческий музей, наверное, школьников со всего города водят.
— Завтра у нас будет три макета. — Нос у Пети даже заблестел от гордости. — Огнестрельное, автотравма и повешение. Если эти получатся хорошо, завтра же сделаю следующий заказ.
— Да вы проказник, — Лена сама себе казалась обворожительной. — Еще вчера морочили мне голову с этими макетами, а сами, оказывается, уже все решили! — Рябинкин посмотрел на нее с удивлением.
— Я хотел узнать ваше мнение. Но решение было уже принято независимо от вас.
— Ну и какое же это решение?
— «Огнестрельный» макет будет условно называться «Случай в Техасе». — Рябинкин со значением поглядел на Лену и на Людмилу Васильевну.
— Это про Кеннеди, что ли? — весело изумилась Лена. — Обалдеть.
— И жена в машине будет? — спросила Людмила Васильевна.
— Будет. В розовом костюме, как полагается, — успокоил ее Рябинкин.
— Тогда и мне надо будет тоже такой же сшить, — высказалась Лена. — И шляпку. Таблеткой. Чтобы было полное соответствие. Преподаватель и макет — в одном тоне. Прихожу на занятие — а у меня на голове розовая таблетка. Студенты падают со стульев от восторга. Ой! — И Лена неожиданно икнула.
— Ну а дальше? — не утерпела Людмила Васильевна.
