Лена сидела в учебной комнате на преподавательском месте. Две сдвоенные группы — 24 человека — сидели тесно за столами, сдвинутыми вместе вдоль комнаты, как в зале для заседаний. Только таблички с фамилиями перед каждым не хватает. Этот длинный, тот, что острил, — Лена заглянула на последнюю страницу учебного журнала, — Иванов, двадцати четырех лет, женат, в университет приехал из района, живет в общежитии. А невысокого роста студенточка, оказывается, ее тезка. Тоже Лена. И живет с родителями недалеко. Почти по соседству, через две улицы.
— Ну, скажите мне честно, ребята, — Лена для солидности надела очки. У нее и было-то всего минус 0,25 на одном глазу, но как же, офтальмолог — и без очков. Конечно, интересно самой себе очки подобрать. И главное — чтобы оправа шла. — Скажите мне честно, ребята, понравилось вам секционное занятие?
Все опустили головы и уткнулись в методички. Методички, пока они были в секционной, заблаговременно на столе разложила Людмила Васильевна. Лена, кстати, заметила, что ребята и в коридоре во время перерыва прохлаждались недолго. Перекурили и сразу в комнату. Побоялись, наверное, что она их спрашивать сейчас начнет. Сама Лена во время перерыва даже чай пить не стала. Тоже стала листать методичку, освежать свежие еще знания. В учебнике раздел «Утопление» она читала утром, перед тем как выйти из дома. Память у Лены была отличная. Запомнила она все сразу слово в слово. Правда, Людмила Васильевна на нее как-то неодобрительно смотрела — Лена ведь читала методичку не со студентами, а в лаборантской, но это, наверное, оттого, что она лаборантке помешала. Когда Лена вошла, Людмила Васильевна была погружена в чтение каких-то документов. Но Лена тут же ее отвлекла просьбой быстро дать ей все материалы, какие есть на кафедре, по теме утопления. Лаборантка поставила перед ней микроскоп, дала планшетку с тремя стеклами микропрепаратов и буркнула: «Изучайте». Лена почесала в затылке, села, положила стекло на предметный столик. К несчастью, микроскоп был старый, с простым круглым зеркальцем, в которое так удобно разглядывать прыщи. Лена поймала освещение от окна и наклонилась к окуляру.
— Это что?
— Истинное утопление. Один препарат — эмфизема легких, два других — диатомеи.
Диатомеи. Лена тут же вспомнила, как о них читала в учебнике. Что-то вроде амеб, которые с кровью заносятся во внутренние органы.
— А эти диатомеи в чем?
— В том, что вы должны были сегодня у трупа на гистологию взять, — в почке и в костном мозге. — Людмила Васильевна убрала документы со своего стола в шкаф. Как Штирлиц, подумала Лена.
— А я и взяла.
Лаборантка заткнулась, только поджала губы.
Лена вздохнула, встала, взяла в одну руку микроскоп, а в другую картонную папку со стеклами.
— Микроскоп-то вам зачем?
— Студентам покажу.
Около двери в учебную комнату она задержалась — трудно было открыть дверь ногой. Она пристраивалась то одним боком, то другим — дверь не поддавалась. В то же время долговязый Иванов громко доказывал кому-то в комнате, что утонуть можно в ванне, в луже и в блюдце.
Когда Лена, все-таки изловчившись, носком балетки открыла дверь, она увидела, что Иванов наклонился над другим, еще неизвестным ей студентом и пригибает его за шею к блюдцу, до краев наполненному водой.
— Иванов! Прекратите немедленно! Где вы взяли блюдце?
Откуда у нее самой взялся этот снисходительно-усталый тон? Как будто она сама не видит, что блюдце кто-то вытащил из-под единственного в комнате цветка, утром поставленного Людмилой Васильевной на подоконник.
— Елена Николаевна, мы проверяем, можно ли утонуть в блюдце.
— Я вам сказала, прекратите!
До Иванова дошло, что она разозлилась.
— Да ничего с ним не сделается, Елена Николаевна! — Но хватку разжал. Теперь сидят оба красные, потные и немного смущенные. Тот, второй, Иванову что-то шипит, достаточно злобно. Она обвела всю группу строгим взглядом. Все замолчали, уткнулись в методички. Хорошо, вообще-то, что одна из них полагается преподавателю, вроде бы как по ней объяснять.
— Скажите, ребята, как вы считаете, экспертиза утопления — сложная или простая?
Какой это, в общем-то, маразм, говорить об экспертизе, если они еще не слышали вводной лекции — она у этого потока по расписанию только завтра, и никто не держал учебника в руках — библиотека после лета открылась только сегодня.
— А чего сложного-то? Утонул, значит, утонул. — Это опять Иванов. У него, по-видимому, всегда хорошее настроение.
— Скажите, Иванов, а можете вы сейчас дать свою голову на отсечение, что этот человек, которого вы сегодня видели на секции, действительно утонул сам? А не был убит тем же способом, какой вы сейчас только что нам хотели продемонстрировать на вашем товарище? Или не умер во время купания, скажем, от острой сердечной недостаточности?
— Я, Елена Николаевна, свою голову берегу.
— Ну, а другие как думают?
Опять она видит только макушки. Опять уткнулись в методички. Вдруг еще один поднимает взгляд.
— А какая в принципе разница, сам утонул или от сердечной недостаточности?
У тезки Лены тоже огонек появился в глазах.
— А вот недавно одна знаменитая певица в ванне утонула. Так тоже долго не могли сказать, отчего умерла…
— Ну, если знаменитая певица, то да, это всем интересно. — Лена сама не узнает свой голос. Он стал каким-то до противности важным. — Но больше всего это интересно… как вы думаете, кому?
Кому. Чего она важничает? Дурные примеры заразительны. Нет бы сказала: открывайте методички. Полчаса на изучение. Потом блиц-опрос. Или тест — крестики-нолики, крестики-нолики. Жаль только, что сама Лена эти крестики-нолики ненавидит.
— Так кому это важно? Представителю страховой компании. Знаменитая певица наверняка была застрахована на очень большую сумму. Наверняка были оговорены условия, при которых случай считается страховым. Но это за границей. Но, между прочим, и у нас все больше людей страхуют свои жизни. Для страховых компаний очень важна причина, от которой наступила смерть.
— Ну, для родственников это, наверное, тоже имеет значение.
— Для родственников — само собой. И для статистики. И, в конце концов, даже для администрации города. Представьте себе, если на одном пляже каждую неделю тонут люди. Надо же с этим что-то делать? Может быть, в этом месте не обустроены водоемы. Тогда кто-то за это должен отвечать. А может, человек неудачно нырнул там, где это запрещено? И во всем этом следователи будут разбираться только тогда, когда вы им напишете, что смерть наступила именно от утопления, а не от инфаркта, и не от отравления водкой, и не от того, что кто-то треснул этого человека палкой по башке. И еще не от десятка других возможных причин.
Хорошо, что Рябинкин не слышит, как Лена фантазирует. Он бы, наверное, не похвалил за это. Зато почти все студенты подняли головы. Смотрят на нее.
— Конечно, самое главное, возможное убийство. Вы сами понимаете, насколько важно установить, было ли оказано на человека какое-то воздействие… — Что она несет? Разве так не говорят, «воздействие на человека»? — Вы обязательно должны установить, есть ли на трупе какие-либо повреждения, не связанные со смертью от утопления. Может, пострадавшего пырнули ножом на суше и потом просто столкнули в воду еще живым? Или вообще — сначала убили где-нибудь, а потом привезли и бросили в воду мертвое тело, чтобы скрыть следы преступления?
Студенты смотрели на нее и молчали. Надо закругляться.
— Итак, были ли в нашем сегодняшнем случае на трупе какие-нибудь повреждения — раны, кровоподтеки, кровоизлияния, переломы? Обнаружили мы что-нибудь такое, что противоречило бы гипотезе смерти от утопления?
