близко, и даже вывески на вокзале двойные, кроме Вайсвассера еще и Bela Woda[8] ) приехать к соседям отовариться, а им – от ворот поворот. И никаких разговоров о расовой, национальной и прочей дискриминации, сегрегации и пр. Типа, «вход только для истинных арийцев». Нам, правда, зайти разрешили и даже продали какую-то мелочь вроде жвачки и шоколада, но глядели с явным недоброжелательством. Оказалось, что во время кризиса конца 1989 года покупательная способность восточных немцев сильно упала, и небогатый по европейским меркам ассортимент товаров был мгновенно выметен поляками и перепродан в СССР. В основном, конечно, это касалось промтоваров, но и с едой в ГДР стало не очень, почему и перестали пускать польских граждан в магазины. Нашим, кстати, тоже не всегда и не все продавали, особенно в Берлине. Тут уж пришлось заручиться поддержкой Володи Сорокина, который как человек, постоянно работающий в ГДР, имел соответствующий документ и пользовался всеми правами настоящего немца, разве что кроме избирательных.
Забегая вперед, скажу, что тех, кто сумел что-то купить в ГДР в товарном количестве, сильно шерстили на таможне. Немцы отбирали все, что было загружено сверх нормы, невзирая на лица. Например, приезжавший незадолго до наших хоккеистов актер Александр Калягин закупил «для родной тещи» дешевые немецкие колготки в количестве ста пар. Его тут же тормознули на таможне, и понадобилось вмешательство наших дипломатов, чтобы изъятый груз ему вернули (правда, через две недели и с уплатой пошлины).
Вторая ночь в лагере мюллеровских пионеров прошла не так спокойно, как первая. Испуганные дети в синих галстуках ходили по стеночке, а при виде советских хоккеистов, находившихся в нетрезвом состоянии и игривом расположении духа, предпочитали прятаться по камерам, то есть комнатам. Девочки вообще старались не появляться на «нашей» половине, но с любопытством подглядывали в щелки приоткрытых по такому случаю дверей. Воспитатели справлялись с ними с помощью понятных каждому русскому слов verboten[9] и zur?ck.[10] Часам к двум ночи, однако, все угомонились, и лишь батарея пустых бутылок, выставленная в коридор, напоминала о бурном праздновании победы над Германией в лице команды ADW.
Пробуждение коллектива от короткого и тревожного алкогольного сна сильно напоминало бессмертное произведение «Утро стрелецкой казни». Лежавшие в живописных позах тела издавали жалобные звуки. Кого-то уже тошнило в туалете, а Алексеич с Юрой Комаровым выпивали заныканную для такого случая маленькую бутылочку виски. Через час, однако, ребята построились и минут пятнадцать помахали руками и ногами, изображая зарядку. Все восемь километров до Вайсвассера хоккеисты спали, благо автобус ехал небыстро. Во сне прошли завтрак и предматчевая установка. Более или менее живыми ребята почувствовали себя в раздевалке. Кстати, вторая игра проходила на более современной арене очень необычного для тех лет вида: хоккейная площадка стояла в центре овала, который был залит льдом для тренировок конькобежцев. На этот раз стадион был крытый, и зрители заполнили его до отказа. Главным неудобством оказалось то, что от раздевалки до льда приходилось идти в форме, но без коньков. Надевали их уже на скамейке запасных. Правда, у немецких «коллег по спорту» была на катке своя раздевалка, и, в отличие от наших, они чувствовали себя как белые люди.
Перед игрой наши наблюдали прибытие соперников на стадион. Практически все, за исключением вратаря со звучной фамилией Шмайссер, приехали на игру на велосипедах. Лишь однофамилец немецкого автомата М-38 – на красном «вартбурге», так же как и «трабант», произведенном из пластика, но классом повыше. Кстати, этот Шмайссер считался специалистом по сборной СССР, поскольку был единственным из восточно-немецких вратарей, кто пропустил от наших всего пять шайб (это было на одном из мировых чемпионатов середины восьмидесятых).
Когда команда соперников вышла на лед, университетские хоккеисты с удивлением увидели, что, кроме вышеупомянутого Шмайссера, за «Айнхайт» вышли играть с десяток игроков, не выступавших в первой игре. Чуть позже переводчик Ральф объяснил, что «для соблюдения спортивного принципа» (то есть чтобы не проиграть нашим) немцы решили несколько усилить состав за счет первой пятерки вайсвассерского «Динамо», выступавшей и за сборную ГДР, а также пятерки из молодежной сборной республики, которая «по счастливой случайности» оказалась в Вайсвассере. Так что, собственно, клуб «Айнхайт» представляли семь бывших игроков того же «Динамо», но в синей форме с буквой «Е» на груди. Для справки, всей этой немецкой сборной противостояли двенадцать игроков из первой команды ХК МГУ, игравшей в студенческом первенстве Москвы, и семь из второй.
Через десять минут, стоивших ХК МГУ двух попущенных шайб, пришлось перейти на игру в две пятерки, посадив на скамейку всех резервистов. К концу периода счет был уже 2: 2, и на перерыв наши ребята ушли «усталыми, но довольными». Ну а дальше началось нечто, не имевшее к спорту никакого отношения. За каждое касание игрока в синей форме судья с говорящей фамилией Клюге (по-немецки – «умный») удалял нашего игрока. Уже в середине игры до конца был выгнан Сережа Клопцов, опора обороны, затем «за удушающий прием» удалили с площадки Олега Ильина, который действительно придушил клюшкой немца, кинувшегося помогать своему коллеге, явно терпевшему неудачу в кулачном поединке с Юрой Комаровым. Заканчивали игру наши в семь полевых игроков. Даже вратари Сергей Кувшинчиков и Алексеич, старавшиеся изо всех сил, не смогли спасти встречу. Общий итог – 9: 5 в пользу «Айнхайта», или второй сборной ГДР, если уж быть более точным.
Немцы радовались как дети. Похоже, обыграть кого-нибудь из «советских» для них было делом чести. После игры они пришли в раздевалку, пожали всем нашим руки, выкатили ящик сока и несколько бутылок водки, а расчувствовавшийся вратарь Шмайссер даже подарил Алексеичу свою клюшку фирмы «Гейгер». Алексеич не остался в долгу, отдав немцу тяжеленное изделие комбината «Хоккей», на котором, подобно поэту Жуковскому, написал: «Победителю-ученику от побежденного учителя». Шмайссер, знавший несколько русских слов, но не понимавший смысла надписи, был счастлив. Закончилось все, как уважаемые читатели уже могли догадаться, в «Гаштетте». Именно там главный торговец водкой Витя Беляков продал всю привезенную им водку (двадцать бутылок), причем половину из них – своим же игрокам. Там же пожилого немца, прибившегося к веселому советскому коллективу, напоили чистым спиртом, сказав, что это настоящая русская водка. Немец долго и мучительно икал, а потом сказал, что только на Восточном фронте в 1942 году пробовал что-то подобное, но тогда это была жидкость против обледенения обшивки самолетов.
Закончился вечер путешествием из Вайсвассера к месту постоянной дислокации, то есть в пионерлагерь. Идти пешком пришлось по той причине, что игроки возжелали провести лишний день в Берлине. Автобус же повез на Лихтенберг баулы с формой и связки клюшек. Погодка была довольно теплой, да еще каждые минут пятнадцать вся команда останавливалась, чтобы выпить по чарке. У кого-то оказался с собой маленький магнитофон. Очень приятно было идти под звездным небом и выпивать под песню Криса Де Бурга «Moonlight in vodka».
Утром пешее путешествие повторилось. Для всех, кроме Алексеича, который, выйдя из леса на шоссе, сказал, что не будет ждать милости от природы и поймает тачку. Переводчик Ральф стал убеждать его, что никто не остановится, но к его удивлению, первый же «трабант-универсал» (была и такая разновидность этого чудного авто) остановился на призывный жест Алексеича. Сказав водителю – офицеру армии ГДР: «Wei?wasser bitte, f?nf Mark»,[11] что значит: «Шеф, до Вайсвассера за пять марок довезешь?» – он получил утвердительный ответ и с трудом разместился на переднем сиденье. Воспользовавшись оказией, все игроки покидали свои сумки с личными вещами в авто, и «трабант» тронулся. Правда, ненадолго. Через полкилометра у него лопнула покрышка. Сказав: «Шайзе», то есть «дерьмо», немец стал менять колесо. В это время машину догнала колонна игроков, вяло шутивших по поводу немецкого автопрома. Но пластиковый автомобиль свою функцию выполнил, и через десять минут Алексеич уже оказался около стадиона. А еще через часа полтора его, мирно дремлющего на солнце рядом с горой сумок, смогли лицезреть и соратники, изрядно уставшие от ходьбы с похмелья.
В Берлин команда ехала на немецкой электричке. Это сейчас некоторые наши граждане знакомы с комфортабельными вагонами пригородных и междугородних поездов, а тогда шестиместные закрытые купе с мягкими краснокожими диванами и зеркалами, чистые ватерклозеты с туалетной бумагой, бумажными же полотенцами и прочие комфортности были в новинку. Каких-то два с половиной часа, и команда оказалась в разделенном Берлинской стеной городе, предоставленная сама себе. Самое интересное, что в столице ГДР все было тихо и спокойно. Только из окон некоторых домов в центре свисали полосы бумаги с лозунгами типа «Долой Штази!» и «Долой СЕПГ». Видно было, что немецкий вариант КГБ и Социалистическая единая партия Германии до смерти надоели восточным немцам. Но никаких тебе
