Иванович, — обратился Ломовцев к замполиту Изотову, — с Сиполсом полетите последними, после второй и третьей эскадрилий. С вами пойдет и Алимкин.
По энергичной походке и длинному черному реглану Алимкин издали приметил направляющегося к его самолету батю. Предупредил об этом экипаж. И кстати. Хотя солнце едва взошло, механик, моторист и оружейник трудились, сбросив гимнастерки: было жарко от работы.
Построив людей у левой плоскости, Алимкин хотел было доложить по форме, но комполка на ходу махнул здоровой рукой, мол, не до этого, и, подойдя, кивнул головой в сторону, добавив:
— Прихвати и стрелка, есть важное дело. Втроем они уселись на сложенные за капониром ящики из- под снарядов, развернули планшеты.
— Дело такое, товарищ старший лейтенант, — начал комполка, постукивая пальцем по целлулоиду планшета, — комдив приказал срочно вылететь на разведку в район Борисовки, где, по предварительным данным, сосредоточены крупные резервы танков. Оттуда они прут и на Прохоровку, и на позиции шестьдесят девятой армии между Липовом и Северским Донцом. Положение ее в настоящее время тяжелое, так что многое зависит от нас.
Комполка внимательно посмотрел на Алимкина.
— Ясно… Понимаю, товарищ подполковник, — с расстановкой, четко сказал Алимкин.
Батя помолчал.
— Пробьемся, — заверил Алимкин и бросил искоса взгляд на стрелка. Заметил, что и Рыжов понимал: дело им предстоит далеко не обычное.
— Значит, так, — продолжил Ломовцев, вновь обращаясь к Алимкину, — пойдешь замыкающим в первой эскадрилье, в группе Сиполса на Прохоровку. Немцы, естественно, будут заняты борьбой с основными нашими силами штурмовиков. Ты же, не доходя Прохоровки, резко отвалишь вправо и на бреющем пойдешь, огибая немецкий клин. На траверзе Ракитного — курс на юго-восток, к Борисовке. От линии фронта до нее пустяки — двадцать километров. Сопровождать тебя будет пара «яков» из полка Калинина. Вот и все, — заключил батя. — Остальное — сам знаешь. Желаю вам, сынки, удачи!
Ломовцев поднялся, пожал обоим руки и, не оборачиваясь, спешно зашагал к стоянке третьей эскадрильи: ей вылетать первой, да и Изотова нужно поторопить. Наверняка Горнушкин уже доложил Карушину об изменениях в планах, и тот поджидает комиссара, чтобы вместе обдумать план взаимодействия своих групп.
Алимкин с минуту постоял в раздумье, потом кивнул Рыжову, направляясь к самолету, на котором уже закончили все работы. Техники сидели в сторонке, молча покуривая.
Алимкин подозвал механика, распорядился так, чтоб слышали все:
— Бомбы заменить другими, горючего — под пробку! Да поживее!
Техники разом поднялись и вскоре трудились так, словно и не было двух бессонных ночей кряду. А Иван настороженно поглядывал в сторону старта, куда уже потянулась первая шестерка капитана Гарина. Седые от пыли, с темными отметинами пробоин трудяги «илы» вновь принимались за свое дело. Они пойдут туда, где жизнь и смерть сошлись на одной грани, — на Прохоровку.
«Скоро и нам», — подумал Алимкин. Он поднялся на крыло и, надев шлемофон, перебросил ногу через борт кабины. Но так и застыл: из-под плоскости вынырнул писарь Листовский, долговязый нескладный малый в очках, и протянул Ивану треугольник:
— Весточка младшему сержанту Беликовой. Может, передадите, товарищ лейтенант? — и, смутившись, пояснил: — А то третья эскадрилья уж поднялась, а мне в наряд…
— Давайте. Конечно, передам, — согласился Алимкин.
Он принял письмо, прочитал обратный адрес. В нем после «п/почта» значилось: «Н. В. Беликову». «От отца!» — обожгла радостная догадка.
— Спасибо! — улыбнулся Иван. — Обязательно передам. Жив отец ее, понимаешь!
Алимкин сел в кабину штурмовика.
Перед тем как запустить мотор, он положил письмо в левый карман гимнастерки и только после этого крикнул механику:
— От винта!
— Есть, от винта! — хрипловатым голосом отозвался тот. И, может быть, впервые острая жалость на секунду закралась в душу Ивана: «Эх, Евсеич, работаешь ты на износ. Ничего, родной, после войны отдохнешь…»
На пыльной гряде взлетной полосы один за другим уходили в дымное небо штурмовики.
Алимкин развел в стороны руки: «Убрать колодки!» — и плавно подал вперед сектор газа.
Механик стащил с головы промасленную пилотку, помахал вслед самолету. Воздух, отбрасываемый винтом, остервенело трепал его одежду и редкие волосы, высекая из глаз слезы. Но Евсеич не отворачивался, он с тревогой припоминал: все ли сделал, как надо.
Не знал он, что провожает своего «илюшу» с цифрой «12» на борту в последний полет.
…Впереди, в дыму пожарищ, показалась Прохоровка. Правее ее плотным строем шли фашистские танки. Недавний дождь сбил пелену пыли и сотни бронированных коробок — танков, штурмовых орудий и бронетранспортеров — хорошо просматривались сверху. За первой волной, на дистанции трех километров, надвигалась вторая. Нервы напряжены до предела…
— Атака! — звенит в эфире голос капитана Гарина.
Самолеты эскадрильи, разом взмыв на горку и надсадно завывая, устремились в крутое пике. Плотно закрыты бронешторки радиаторов и форточки кабин, пилоты цепко сжимают ручки управления. В прицелах все шире разрастаются серые коробки танков. Еще чуть-чуть… Пора!
Реактивные снаряды, сверкнув огненными хвостами, срываются с плоскостей и несутся в гущу стальных чудовищ. Точнее прицел — и вот сброшены противотанковые бомбы.
С боевого разворота Гарин видит, как с десяток танков и бронетранспортеров уже дымится перед позициями наших артиллеристов. В пасмурном свете дня видны частые вспышки их выстрелов.
«Держитесь, ребята!» — подбадривает Гарин. И вновь слышна его команда:
— «Байкалы», я Шестой! Заходим на повторную атаку!
— Я «Вега», — подключается властный голос со станции наведения, — бейте по правому флангу!
— Понял — по правому! — отвечает Гарин. И своим: — «Байкалы», смелее!
Сотни трасс эрликонов пронизывают, кажется, все небо. Это бьют скорострельные зенитные установки с немецких бронетранспортеров.
— Атака! — вновь кричит, напрягая до хрипоты голос, Гарин и оглядывается по сторонам. — «Молодцы, ребята!»
Его «илы» мчатся навстречу танкам. Воют винты, звенит распоротый крыльями воздух. Цель совсем рядом. Кабина наполняется удушливой вонью тротила и пороха. Трудно дышать, пот застилает глаза. Но вот дважды нажаты кнопки сброса соток — бомбы пошли к земле, и штурмовики вновь цепочкой выходят на боевой разворот.
— «Вега», я «Байкал-четвертый»! — раздается в эфире. — Дайте цель!
— Цель — первый квадрат! На подходе «худые», будьте внимательны! Вас прикроют гвардейцы.
Гарин вытирает с лица горячий пот. К Прохоровке приближается эскадрилья Никиты Сморчкова. Это он запрашивал станцию наведения. Его предупредили о приближении «мессершмиттов».
Гарин осматривает верхнюю полусферу. Выше барражируют «яки»: их на этот раз много, в обиду не дадут. Левее на встречном курсе прошло до полка «Петляковых». «Сила силу ломит!» — радостно подумал Гарин, нажал кнопку передатчика:
— Орлы, как у вас?
— Все в порядке, командир! — узнав по голосу комэска Гарина, ответил Дворников.
— «Байкал-шестой!» Но посадку проходом через запасную точку, — донеслась команда с КП.
— Понял, через запасную, — отозвался Гарин.
Когда Дворников зарулил в капонир и спрыгнул на землю, все уже было подготовлено к очередному вылету: бомбы и эрэсы лежали возле стоянки. Подкатил бензозаправщик, и моторист Цыбуленко, приняв шланг, полез по стремянке к горловине бензобака.
— Как мотор? — задал свой обычный вопрос Беднов.