Бравин и Грузинцев сидели на КПП за одним столом и просматривали документы.
— Олег Сергеевич, журналист ключи оставил, разрешил до завтра пользоваться, — сказал прапорщик.
Бравин взглянул недоуменно, пожал плечами.
— Да я не к тому, что собираюсь, — торопливо сказал прапорщик. — Нравится он мне, отличный мужик.
— Обаятельный, — ответил Бравин, продолжая работать.
— Вы его хорошо знаете?
— А что тебе? — Бравин бросил на Грузинцева быстрый взгляд.
— Профессия у него интересная, — задумчиво ответил Грузинцев. — Я ведь тоже пишу, — он смутился. — Стихи...
— Ты не помнишь, у нас за последнюю неделю журналисты проезжали? — спросил Бравин.
Вопрос был услышан вошедшим в помещение таможенником.
— Я тоже не помню, — сказал он. — Олег Сергеевич, пойди взгляни. Журнальчики...
— Арсентий Кириллович, грамота на то и есть, — Бравин поднялся и вышел за таможенником.
Приехавший на «Волге» мужчина стоял, повернувшись к машине спиной, и выговаривал жене:
— Ну зачем тебе это было нужно? Стыд-то какой!
Бравин взглянул на стопку журналов, лежавших на капоте, взял брезгливо двумя пальцами несколько штук, приподнял и бросил на место.
— Вот, под твоим небом все нельзя! — раздраженно сказала женщина. — У русских любимые слова: «нельзя» и «не положено».
Бравин подошел, представился:
— Капитан Бравин. — Он посмотрел на бегавшую девочку и спросил: — Извините, как зовут вашу дочь?
— Лялечка! Дочь провозить тоже нельзя?
— Ляля! — позвал Бравин. — Ляля, подойди на минутку.
Девочка подбежала, смотрела с любопытством. Бравин взял ее за руку и сказал:
— Пойдем, Ляля, я тебе красивые картинки покажу...
— Где?
Женщина бросилась к Бравину, вырвала дочь, прижала к себе, смотрела с ужасом и трясущимися губами прошептала:
— Ну, знаете ли!
Девочка вырвалась из рук матери и капризно выкрикивала:
— Хочу красивые картинки! Отпусти! Вот дура!
Интеллигент считал, что выходит на финишную прямую: заменить фотографию в паспорте покойного друга — и последний рывок.
Он знал, что бывший уголовник, официант Родин, сегодня не работает, выждал, пока его жена уйдет из дому, явился без звонка:
— Привет, Лапа, вот и я, как обещал, — и протянул заграничный паспорт и свои фотографии: — Требуется срочно заменить личность.
Родин на приветствие не ответил, долго рассматривал паспорт Юганова, прикладывал к нему фотографию Интеллигента, видно было, что он хочет и не решается задать вопрос, наконец пробормотал:
— А где он... Юганов? — и постучал по паспорту.
— В Москве, — как можно беззаботнее ответил Алексей. — Оформился, я ему заплатил, завтра заявит, что украли...
— Я тебе не верю, Интеллигент.
— И правильно, доверчивы только дураки, — Алексей положил на стол пачку денег, подтолкнул к Родину. — Завтра я уезжаю, Лапа, — он улыбался, но смотрел настороженно. — У тебя золотые руки, сколько паспортов ты линовал, ну еще один, последний.
Родин сполз со стула, встал перед Алексеем на колени:
— Отпусти ты мою душу... Грешен я был, грешен... Но ты же видишь, — он обвел взглядом комнату. — Леша, отпусти.
— Не отпущу, — Алексей вышел из-за стола. Родин, глядя на него завороженно, тоже поднялся. — Я завтра уезжаю, ты остаешься. Живи, Лапа, будь счастлив.
— Счастье... — пробормотал Родин, вновь оглядывая комнату. — Ты знаешь, что это такое?
— Счастье, Лапа, почесать там, где чешется. Родин рассматривал паспорт, вглядываясь в фотографию Юганова, и безнадежным тоном произнес:
— Нет, Интеллигент, не буду...
— Ты что? — Алексей взял Родина за подбородок, приподнял, заглянул в глаза, затем взял со стола деньги, поднес ко рту, сказал: — Бери! Ну?
Родин схватил деньги зубами, глаза его были полны ужаса.
Алексей брезгливо оттолкнул Родина:
— У тебя жена, дети. С таким горбом на свободу не просятся.
Родин еще больше ссутулился, взял паспорт, фотокарточку, начал раскладывать инструмент. Алексей лег на диван.
Когда Родин закончил «работу», Алексей долго рассматривал паспорт, затем спросил:
— Ну как? Годится?
Родин пожал плечами, пробормотал:
— Смотря кто проверять будет...
— Если повяжут, в соседнюю сядешь... Будем перестукиваться.
— Леша, — Родин прижал руки к груди. — Заграничный-то не делал я...
— Не дрожи, — Алексей усмехнулся. — Я пограничников так подготовил, взглянут для проформы, и поднимай шлагбаум... Я для них свой человек... Приятель.
А на КПП шла обычная, повседневная жизнь, пограничники работали внимательно и спокойно.
Трофимов проверял паспорта отъезжающих.
Фотография, лицо, печать, дата выдачи, подписи... Снова фотография, снова лицо, снова печать...
В глазах начинало рябить, фотографии и лица расплывались, становились похожими друг на друга. Ноги у Трофимова затекли, спину ломило, он переминался с ноги на ногу. От монотонности глаза застилал туман, казалось, звучит тихая, успокаивающая музыка, словно колыбельная.
...Фотография, лицо, печать, бумага... Все расплылось, Трофимов начал сначала. Фотография, лицо, печать...
Воспользовавшись перерывом, Трофимов забежал в туалет, где у окна курил прапорщик Грузинцев.
— Как хорошо быть генералом, — Трофимов начал энергично размахивать руками, приседать, умылся под краном. — Нам не боевое самбо изучать, а топтаться на одном месте, кто последний упадет...
Бравин, заложив руки за спину, наблюдал за работой наряда. Порой он тоже слышал какую-то усыпляющую мелодию, тогда незаметно протирал глаза, сдавливая до боли переносицу, начинал прохаживаться, но внимания не ослаблял.
— Товарищ капитан!
Бравин повернулся и увидел прапорщика Грузинцева, рядового Трофимова и прибывшего из-за рубежа гостя. Грузинцев молча протянул Бравину иностранный паспорт.
— Простите... понимаете... — дико коверкая слова, заговорил иностранец.
