матери напишет, все объяснит.
Потом замолчал он... Похоронка пришла... Но я не поверила...»
«...Я почему взялся обучать Володю своему нелегкому военному ремеслу? Мне себя надо было убедить. Истощение нервной системы болезнь нешуточная. Я понимал, что к лечению, к заботам врачей необходимо приложить свои усилия, собраться. А тут на глаза болезненный мальчонка попался. Не я, думаю, буду, если не поставлю этого молодого человека на ноги. Он оправдал мои надежды. Сколько бойцов, командиров погибло в войну, не доехав до фронта, сколько гибло людей в первых атаках, не успев сделать и выстрела по врагу. Таковы уж жестокие будни войны. А Володя... Он не просто выполнил свое первое задание, совершил подвиг — преодолел себя...»
В сорок первом Владимиру исполнилось семнадцать лет. Мать напекла пирогов. Собрался почти весь класс. Пришли соседи. Появилась балалайка, гармонь. После застолья все высыпали на улицу. Лихо, под перепляс пели частушки. Мать не отставала от молодежи, выходила в круг. Впервые за многие годы сын услыхал, какой чистый, звонкий голос у матери. Он для себя вроде бы открытие сделал. Увидел в матери еще довольно молодую женщину, у которой могли запросто зарумяниться щеки, загореться озорным блеском глаза, а руки, ее натруженные, в мелких черных морщинках руки, могли нежно, как показалось Володе, перебирать бахрому цветной шали.
Бывает, нет-нет да услышишь: повезло, мол, человеку. Володе действительно повезло — так он считал. Попал в школу морской разведки, но... Везение не манна небесная, само оно не приходит. Везение подготовить надо. Иногда всей жизнью своей. Сколько лет Володя тренировал себя. Из хлюпика превратился в бойца, уважаемого человека. Комсомолией школы руководил.
С первых дней войны уехал на оборонительные работы. Тяжелое время. Немцы числом брали. На одного нашего краснозвездного сокола по десять крестоносцев кидалось. Фашисты стенкой шли. Один случай особо запомнился. Кононов в тот день Семушкина вспомнил. В тот день они, как обычно, рано поднялись. И только высыпали на склон холма противотанковый ров докапывать, в воздухе появились самолеты с крестами. Их было больше десяти. Специально, видать, прилетели, потому что вышли прямо на ров. С пулеметами кинулись против людей, у которых, кроме лопат, кирок да ломов, никакого оружия. Заходили самолеты раз за разом. Не по нутру, значит, строительство пришлось.
Народ, естественно, в стороны. Разбежались люди, попадали. Крики, плач. Убитые появились, раненые. Вдруг откуда ни возьмись наш ястребок краснозвездный. С первого захода крестоносца поджег. Свечой вверх взмыл, снова бросился. Другой фашист задымил. Что тут началось! Крестоносцы все вместе на нашего навалились. Люди, что попрятались, в рост встали. За боем следили. Наш один, их — свора. Крутился краснозвездный как мог. Замолчали его пулеметы. И тогда он за крестоносцем погнался, хвост тому обрубил...
Володя в тот вечер, как ни устал, уснуть не мог. То пытался героя-летчика представить, то своего наставника Ивана Захаровича Семушкина вспоминал. Где-то он сейчас, в каких краях воюет? Он серьезно готовился к этой кровавой схватке с фашизмом. Он готовил его, Владимира, к войне. А что получается? Противотанковый ров, доты, которые они делали, — все это важно, очень важно. Но он, Кононов, может большее. Возраст не его. Но разве дело только в возрасте? Главное — что? человек может. У него в руках оружие, так говорил Семушкин. Оружие должно стрелять. Теперь есть цель. Надо бить и бить. Как этот летчик, как другие там, на передовой.
С оборонительных работ Володя вернулся в разгар зимы. Вернулся вечером, а ранним утром следующего дня был уже в райкоме комсомола. В хлопотах и заботах прошел этот день. Райком комсомола направлял добровольцев в истребительный батальон. Батальон формировался для борьбы с диверсантами, в нем ребята проходили азы военного дела, курс молодого бойца, учили уставы. Кононов шел в военкомат оформляться. В дороге его поджидал тот самый случай, с которым он не мог разминуться. До военкомата оставалось метров пятьсот, не больше. Володя шел тихим заснеженным переулком. Услыхал сзади частое поскрипывание снега под ногами. По шагам определил — женщина идет.
Навстречу ему из-за поворота вывернула подвыпившая компания. Пятеро молодых парней — высокие, крепкие, одеты вроде близнецов. Одинаковые кепки-восьмиклинки на каждом, на ногах хромовые сапоги. Полупальто распахнуты. С гармошкой они двигались, не торопясь. Володя поравнялся с компанией, посторонился, пропуская коротко стриженных призывников, пошел было дальше, когда песня и звук гармони оборвались.
— Ух ты, трали-вали, — донеслось до Кононова. — Стой, красотка, не торопись.
Володя обернулся. Компания перегородила проулок. Только ноги он увидел в резиновых ботиках.
— Не торопись, пойдем с нами, мамзель, — донеслись слова.
— Пустите! — потребовал тоненький голосок.
— Но, но, трали-вали, не брыкайся, — облапил один из компании женщину.
Володя в несколько прыжков добежал до парней.
— Пустите! — сказал он громко и внятно.
— Чего-о-о? — обернулся тот, что с гармошкой. — А ну, брысь отсюда.
Гармонист отвел ногу и ударил Володю. Володя отклонился от удара. Успел, однако, подхватить ногу парня, дернул, парень не удержался, упал, растянув мехи.
— Ты посмотри-ка!
Тот, что держал женщину, повернулся к Володе.
— Лихой, да? А это не видал!
И снова ушел от удара Володя, поймал руку бившего, развернул его резко, подсечкой сбил с ног.
Гармонист поднимался. Трое готовы были — Володя почувствовал это — броситься на него. Он не стал ждать нападения, напал сам. И еще трое здоровенных парней стали барахтаться в снегу, явно не понимая, что с ними произошло. Девчонка — Володя успел разглядеть пострадавшую — стояла в недоумении. Ей бы самое время убежать, но она не убегала. Из калитки сада, возле которого произошло столкновение, выскочил военный с двумя шпалами в петлицах.
— Встать! — громко скомандовал командир.
Парни поднялись.
— Кто такие?
Сбоку поверх шинели на ремне у военного висела кобура.
— Документы!
Парни полезли по карманам. Военный посмотрел документы, вернул.
— Воины, — сказал с издевкой. — Марш по домам, и чтобы без хулиганства.
— Да мы, — начал было что-то объяснять гармонист, но военный не дал ему договорить.
— Отставить разговоры! — приказал он. — Кругом!
Парни засуетились, гармонист подхватил гармонь.
— Воевать на фронте надо, — крикнул им вслед военный. — Там, где сегодня льется кровь!
Он обернулся к Володе.
— Спортсмен?
— Нет, — ответил Володя. — Самоучка.
Они еще поговорили и разошлись. И надо было так случиться, что, когда Володя часом позже оформлялся в военкомате, ему вновь встретился этот военный.
— Вы что здесь делаете, самоучка? — вспомнил майор.
— Назначен инструктором по физической подготовке в истребительный батальон, — доложил Володя.
— Сколько лет тебе?
— Семнадцать.
Военный пригласил Володю в небольшую комнатку для разговора. Расспросил о школе, о работе по сооружению оборонительных объектов, поинтересовался, где это инструктор прошел такую, как он сказал, отличнейшую физическую подготовку. Велел ждать, сам ушел. Вернулся минут через двадцать.
— Вот тебе официальная повестка, — вручил Володе листок. — Завтра в двенадцать ноль-ноль быть
