— Ты сиди, сиди. Мы не на занятиях. Собрание комсомольское, ваше. Однако и на собрании не след забывать, что люди вы военные. Военному человеку негоже, как сам ты только что подтвердил, нарушать приказ. Учебная программа школы — приказ командования.
Вновь рука Звягина потянулась к подбородку, палец тронул нос.
— С другой стороны... Понимаю, пора. Но и забывать вы не должны: того, что достаточно командиру взвода, для вас слишком мало. Хотя и младшими лейтенантами ваших товарищей выпускают, а вы всего старшинами станете по окончании школы.
— Дело не в звании, — сказал Масленников, но на него зашикали. Звягин авторитет для курсантов.
— Вот я и говорю. Одно дело желание, другое... Слишком тяжелая работа вас ждет там, на месте. Можно, конечно, тяп-ляп. Раз, два, как говорят, и в дамки. Только проку от такой поспешности ни вам, ни делу. За вами разведка особо ценных данных, потому и подготовка особая. По себе знаю: сорви задание — ценою собственной жизни не восполнишь отсутствие данных. Понятно?
— Понятно!
— Ясно! — раздались голоса.
— А теперь конкретно по решению вашего собрания... Я бы так решил... Просить командование ускорить выпуск. Вижу, стараетесь. Но надо отдать все силы на подготовку к общешкольным учениям... Так и записать. И смотрите, если кто оплошает на учениях. Не прощу.
«...Ты знаешь, у меня сегодня такое состояние... Как во сне, когда летишь над землей с большой скоростью, и вдруг остановка. Прошли учения. Нам дали свободный день. Фантастика! Целый день мой. И я могу писать тебе длинное-предлинное письмо. Разговаривать с тобой. Пусть и на бумаге. Какая разница.
Я очень рад, что ты познакомилась с моей мамой. Она у меня хорошая. Настанет срок, и я увижу твою.
Посылаю тебе фотокарточку. Неважно получился, но разобрать можно. Сегодня пойдем в город, постараюсь сфотографироваться у настоящего фотографа...
Скоро у меня изменится адрес. Мать, конечно, переживать будет. Ты ее успокой, ладно? И сама не беспокойся, подготовили меня хорошо...»
«...Радиотехника — отл., электротехника — отл., специальная подготовка — отл., стрелковая подготовка — отл.»
— Бушлат, брюки, шапка, и все черное-черное. Ну прямо черный монах... А черное на белом — цель. Не смотри, что ночь у нас длинная. Оно и ночью другой раз так завиднеет, только гляделки свои настраивай. У нас тута снегу в половину роста человеческого навалило, смекаешь? Местами и в рост, и в два, и в три. Север. Океан враз от форточки начинается. Дыхнет — белым-бело. А уж за всю-то зиму надышался. Снег сутками, считай, не переставая шел. На снег наш океан до-о-о-брый. И на метели.
Кононов жил при штабе. Жил с разведчиками в небольшом щитовом доме, щедро отапливаемом обыкновенной буржуйкой. Знакомился с обстановкой, с местностью. На складе ему выдали новую спецодежду — легкую, крепкую, удобную в носке, серовато-белого цвета. В такой одежде можно было спать, зарывшись в снег. Верх ее не пропускал влагу. Комплект состоял из брюк, которые заканчивались чулками. Брюки и чулки на меху. Мехом с внутренней стороны отделана и куртка с капюшоном. Куртка на застежках, капюшон — на молнии.
— Одежка удобная, раньше такая не поступала.
Кладовщик Кононову попался шустрый. Эдакий кругляш. Он и по складу не ходил, а словно бы катался. То с одним подкатится, то с другим. Не то что на оружейном складе. Там серьезный старшина оружие выдавал. Угрюмый даже. Длинный, нескладный. Брови кустами свисают на глаза. Про автомат сказал: «Этот бери. Кучно бьет. Проверено». Нож импортный посоветовал взять, шведской стали. Из гранат — лимонки. Скажет, посоветует, носом шмыгнет. В складе порядок. Все на полочках, под рукой. В смазке хорошо хранилось оружие. Выбирать не пришлось. Уверенно давал оружие старшина. Знал, что предлагал.
А этот по складу туда-сюда колобком. То в одном месте копается, то в другом. Выбрал, однако, что надо, и в самую пору. Но не молчал ни минуты.
Вручил Кононову кладовщик и не совсем обычные лыжи. Двойной ширины — вот какие это были лыжи. Мало того, они еще и складываться могли ровно вдвое, приторачивались к вещевому мешку. Легкие, почти невесомые, обтянутые мехом к тому же.
— На таких каталках, — объяснял словоохотливый кладовщик, — в гору по прямой иттить можно. Потому как они только вперед бегут. Назад на них никак нельзя — мех топорщится. С большим значением лыжи. Только вперед ходют.
С приговором, с пояснениями выдавал кладовщик одежду, снаряжение.
— Вы как с одежкой притретесь друг к другу, — советовал, — ты ко мне зайди. Мало ли. Одежка для вас половина дела, так и знай. Если где потянет, пожмет — другой фасон подберем. На меня в обиде никто еще не был, всем все в аккурат. Вот и тебе тоже...
С утра Кононов уходил в сопки. Вживался в местность. Привыкал к одежде, к лыжам. Через несколько дней он уже свободно отмахивал расстояния, усталости, неудобств не испытывал.
Вскоре его поселили и вовсе в отдельном домике. Часами по своим и трофейным картам он изучал район предстоящих действий. Читая карты, делая пометки на них, Кононов время от времени закрывал глаза, пытаясь представить местность. Он отчетливо видел заснеженные лощины, стиснутые сопками, узкие и широкие, то густо поросшие лесом, то пустынные, в строчках хилого хлесткого кустарника. Над лощинами нависали скулы черных скал. Сами сопки усеяны большими и малыми камнями. Ветер срывает с сопок снег, наметает в лощинах сугробы. Чуть заметные черточки на картах рассказывали Кононову о болотах, но ничего не говорили о состоянии этих болот, о том, где и какие встретятся родники, трясины, незамерзающие даже в лютую стужу.
Видел Кононов и реку, о которой шел у него разговор с начальником разведки армии полковником Денисовым. Это была обычная северная река, местами широкая, местами сжатая крутыми скалами до едва заметной черточки, с берегами хмурыми от непролазной чащобы. Через эту реку шла вдоль побережья железная дорога. Разведку прежде всего интересовал железнодорожный мост.
— Наши авиаторы не единожды бомбили этот проклятый мост, — объяснял полковник Денисов. — Есть данные фоторазведки. По всему выходит, что от моста и опор не осталось. Эшелоны тем не менее идут.
В чем там заковыка... Обманывает нас фашист... Надо бы разобраться... Единственная для фашистов дорога на побережье. Выведем из строя мост — отрезаны они от тылов...
Не впервые у Денисова Кононов. Он докладывал полковнику о своем прибытии, да и полковник заходил к Кононову в его щитовой домик. Оба друг к другу приглядывались.
Полковник Денисов напоминал чем-то Кононову учителя. Тонкое интеллигентное лицо, неторопливый взгляд. Посмотрит на собеседника, переведет взгляд на карту. И в первый раз, когда Кононов докладывал о прибытии, он отметил неторопливость полковника. Денисов документы читал. Голову от стола поднял медленно. Не торопясь перевел взгляд на Кононова. Выслушал рапорт, пригласил сесть. Подробно расспрашивал о школе, о спецподготовке. Спокойный человек — такое создавалось впечатление. Все в нем в меру, думал Кононов. Рост средний. Строен. Рукопожатие крепкое. Слушает не перебивая. Задачу ставит конкретную, ясную.
— И еще, — продолжил начальник разведки. — От моста выше по течению реки расположен аэродром. Маскировка такая, что нам ни разу не удалось засечь это осиное гнездо. Надо разведать. И обязательно засечь огневые точки противовоздушной обороны. Оборона там в несколько поясов. Это мы знаем. За знания заплатили дорогой ценой.
Денисов в свою очередь тоже присматривался к разведчику. Внешний вид Кононова восторга, какое
